Изменить размер шрифта - +
После выборов 31 июля 1932 года, на которых Гитлер получил 37 процентов голосов избирателей и 230 мандатов в рейхстаг, Папен предложил ему пост вице–канцлера. Однако вождь отныне самой сильной партии отклонил предложение и потребовал пост канцлера, для чего Гинденбург его хотя и принял, но правомерно отчитал, даже не предложив ему стула. Отныне Папен надолго стал непримиримым врагом Гитлера, и тот нашёл, что его следует разок ещё немного поставить на место, так сказать слегка осадить. То, что в конце концов именно Папен сделает Гитлера канцлером, осенью 1932 года никоим образом ещё нельзя было предвидеть.

Сначала даже казалось, что расчёт Папена «осадить» Гитлера близок к исполнению. Выборы в рейхстаг 6 ноября 1932 года стали для национал–социалистов провальными. Хотя они и остались сильнейшей партией, однако потеряли два миллиона голосов и 34 мандата. НСДАП оказалась в кризисе; вследствие постоянной предвыборной борьбы у неё были большие денежные долги — то, что она тогда уже финансировалась крупным капиталом, это легенда — и в ней нарастал кризис. Звучали голоса, которые полагали, что настало время несколько умерить амбиции и возможно несколько ближе рассмотреть предложения об участии в правительстве.

Кто смог чутко уловить эти голоса — это Шляйхер. Он пестовал идеи расколоть национал–социалистов, для чего привлечь в правительство в качестве министра как раз не Гитлера, а его внутреннего критика Грегора Штрассера, левого национал–социалиста. Сам Гитлер оставался упрям, а упрямее всего был Папен. Он считал теперь, что пришло время распустить рейхстаг, в этот раз без назначения сроков повторных выборов, приостановить действие Конституции, для начала некоторое время править без Конституции и затем навязать силой новую, строго авторитарную конституцию. Если же возникнет сопротивление, будь оно со стороны меж тем также ставших очень сильными коммунистов, будь оно совместно от них и от национал–социалистов, то его должен подавить рейхсвер. Однако что касается рейхсвера — это был Шляйхер, а Шляйхер больше не участвовал в игре. Напротив, уже несколько недель, уже с октября, возможно уже с сентября он добивался свержения Папена.

Как это так? Он же сам отыскал безвестного Папена на роль канцлера, и государственный переворот, который теперь затевал Папен, в конце концов точно соответствовал старым планам Шляйхера, для которых прежде в качестве инструмента должен был служить Брюнинг. Почему он теперь вдруг обратился против Папена? На этом месте германская история, которая уже во всё время с 1930 до 1932 года в значительной мере была историей личностей, окончательно превратилась в роман. То, что разыгрывалось в декабре 1932 и в январе 1933 года, крутилось, как ни странно это звучит, почти исключительно вокруг личных отношений трёх человек: Шляйхера, Папена и Гинденбурга, с Гитлером в качестве выгодоприобретателя. Это по сути была драма ревности, политика стала фоном и предлогом.

Конечно, должно соответствовать действительности, что политические представления Шляйхера несколько изменились между 1929 и 1933 гг. В эти годы он завёл себе brain trust («мозговую фабрику») — группу блестящих молодых политических журналистов, которые издавали весьма популярный тогда журнал «Die Tat» («Деяние») и которые вложили ему в голову пару крупных изюминок. По мнению кругов, принадлежащих к «Die Tat», которое затем стало также и мнением Шляйхера, больше не стоило заниматься чистой реставрацией, восстановленным кайзеровским рейхом без кайзера. Требовалась более широкая основа господства, своего рода социальное сословное государство, союз рейхсвера, профсоюзов и «здоровой», неявно социалистической части национал–социалистического движения. Теоретически очень прекрасно, практически довольно оторвано от жизни. Однако Шляйхер верил, что ему удастся что–то из этого сделать.

Быстрый переход