Или вот, к примеру:

«Сын Махмуда пленил Хана Фатеха и выколол ему глаза украшенным драгоценными камнями кинжалом, но тот все равно не показал места, где скрывался его брат. Тогда Махмуд и члены его семьи разрезали его на части. Сперва отрезали ухо, потом нос, правую и потом левую руку, но Хан Фатех ничего не сказал. Он только попросил поскорее убить его. И только когда ему отрезали бороду, которая является священной для последователей Пророка, он заплакал. Тогда они отрезали ему ступни, одну за другой, но он так и не предал своего брата. В конце концов они перерезали ему горло, и он с облегчением умер…»

Так Азиза Бегам рассказывала истории о залитом кровью прошлом своей страны. И хотя первая история произошла много веков назад, вторая относилась ко времени, в котором жила сама Сабрина. Она касалась убийства старшего брата того самого Доста Мохаммеда, на которого наступала посланная лордом Оклендом «Армия Индусов» в горах за Кандагаром. Индия мало изменилась с тех пор, как горстка лондонских купцов захватила большую часть ее территории. Ее уже много раз захватывали в прошлом, начиная с того времени, когда Сикандер Дулкхан (Александр Македонский) воевал на этой земле, строил дороги и бассейны и оставил после себя множество безымянных вице-королей. Греки, гунны, афганские племена патанов, персы, монголы — Индия видела их приход, наблюдая за ярко горящими огнями их власти, после которых оставались одни головешки, и продолжала идти своим путем…

О многом думала Сабрина, когда стояла у реки на террасе Каса де лос Павос Реалес и наблюдала за огромной желтой луной, поднимавшейся в неясном сумраке.

На Востоке закат не затягивается, как в холодных странах — это только мимолетное мгновение между днем и ночью. Одно мгновение река отливает золотом в последних отблесках заходящего солнца, и в следующий момент луна уже прокладывает свою искристую дорожку по ее черной поверхности, а тень Сабрины лежит черным пятном на залитой лунным светом террасе. Шакал завыл снова, теперь ближе. Хотя ночь не принесла почти никакого облегчения после яростной дневной жары, Сабрина поежилась, словно ей стало прохладно, завернулась в легкий марлевый индийский шарф и пошла в дом.

Знакомые белые стены, крученое железо балконов, глубокие амбразуры окон выглядели мирно и дружелюбно, как и в ту ночь, когда только что обвенчавшиеся, они с Маркосом стояли на террасе среди лимонных деревьев, провожая своих гостей, удалявшихся по освещенному луной парку. Здесь было жарче, чем там, у реки. Каменный пол террасы обжигал ноги Сабрины через подошвы тонких тапочек. Она услышала сухой тихий кашель старого извозчика и цоканье копыт о твердую землю и поняла, что становится поздно и уже пора возвращаться. Однако воспоминания о маленьких жарких комнатах женской половины Гулаб-Махала расстроили ее, и она бродила между деревьями, не желая возвращаться туда.

Рядом с ней промелькнула тень, и Зобейда робко коснулась ее руки. Вскоре они уже ехали по длинной, залитой лунным светом дороге, белые стены Павос Реалес скрылись за деревьями.

— Наверное, я никогда уже этого не увижу, — медленно произнесла Сабрина, не осознавая, что произнесла это вслух.

Город обдал их жаром, словно вырвавшимся из печи. Улицы и базары были необычно тихими. Было слишком жарко, чтобы говорить или двигаться. Мужчины повытаскивали свои плетеные подстилки на дорогу и лежали в ярком свете луны, неподвижные и молчаливые, словно жертвы эпидемии средневековой чумы.