Раул знал, что его друг захочет узнать подробности, да поскорее.

– Мирчи, скажу тебе всю правду, – начал он с усмешкой, – там, где я стоял, толпилось около пятисот полуодетых женщин. Такое впечатление, что они, выходя из дома, забыли надеть нижнюю часть своего наряда!

– Ах, почему меня там не было! – стонал Мирчи. – Рассказывай, приехали ли туда какие-нибудь знаменитости?

– Да там были одни только знаменитости! Это была болливудская вечеринка. Некоторые звезды не выходили из VIP-зала, огороженного шнуром, но Джон Абрахам, например, продефилировал совсем близко от меня. На нем было красивое черное пальто, он стоял и курил прямо рядом со мной. И Бипаша, наверное, была там, но я не уверен, она это или какая-то похожая на нее актриса. Менеджер запрещает нам разглядывать гостей, и если застанет за этим занятием, тут же уволит, а всю зарплату заберет себе. Нам это правило, как слабоумным, двадцать раз повторили перед началом фуршета. Надо во все глаза следить за скатертями и за ковром, чтобы на него не падал мусор. Если появится грязная пустая тарелка, нужно потихоньку проскользнуть к столу и тут же убрать ее, а если на полу валяется салфетка, подхватить и отнести в мусорную корзину в служебном помещении… Какой же красивый был тот зал для приемов! Сначала мы застелили его толстым и мягким ковром – чуть ступишь, проваливаешься в пушистый ворс. Потом расставили свечи и зажгли их, потушив верхний свет, так что там был полумрак, как на дискотеке. На стол в центре шеф-повар поместил скульптуры двух огромных дельфинов из подкрашенного льда. У каждого вместо глаз были вишни…

– Идиот, к черту дельфинов, расскажи про полуголых девушек! – запротестовал Мирчи. – Когда они так одеваются, то явно ждут, что на них будут смотреть.

– Нет, серьезно, смотреть нельзя. Нельзя разглядывать даже уборные для богатых, иначе тебя тут же вышвырнет охрана. Но, кстати, туалеты для обслуживающего персонала тоже были ничего. Можно было выбрать, каким пользоваться – индийским или американским.

Раул, склонный к показному патриотизму, выбрал туалет в национальном стиле, представлявший собой простую дыру в полу.

Другие мальчишки обступили Раула, распинавшегося возле дома Хусейнов. В Аннавади любили обсуждать разврат и невоздержанность гостей в пятизвездочных отелях. И вообще любили поговорить о том, что происходит там. Один из мусорщиков, накачанный наркотиками, как-то дошел даже до того, что обращался к самой гостинице: «Я знаю, ты хочешь убить меня, гребаный «Хайат»! Но впечатления Раула имели особую ценность, потому что были искренними и правдивыми. Во всяком случае, если он и привирал, то процентов на пять. Такие рассказы укрепляли его авторитет, и подростки признавали превосходство этого мальчишки с веселым и живым нравом.

Раул, стараясь быть объективным, честно сообщил, что сам он не считает себя ровней постоянным служащим «Интерконтиненталя». Многие официанты были студентами или уже имели высшее образование. Высокие, светлокожие, с мобильными телефонами… Экраны их телефонов были такими гладкими и блестящими, что можно было смотреться в них, как в зеркало, что официанты и делали, время от времени поправляя прическу. Некоторые из них смеялись над Раулом и его длинным, выкрашенным в синий цвет ногтем на большом пальце руки (в Аннавади это считалось очень мужественным). Но когда парень срезал ноготь, все равно нашлось, над чем поиздеваться.