Оно давит, как обычно, но боль пока не проснулась. Снимает трубку и набирает номер. На том конце слышны гудки. Никто не подходит. Наконец раздается молодой голос, наверное, это медсестра.
— Могу я поговорить с мадам Монтано? — говорит Жюли.
— Кто ее спрашивает?
— Мадемуазель Жюли Майоль, бывшая пианистка. Да… Я думаю, она должна меня помнить.
— Я сейчас узнаю. Не вешайте трубку.
Повисает долгая тишина, слушая которую Жюли старается вспомнить самые яркие детали из жизни актрисы. Во–первых, Монтано — ее сценическое имя. На самом деле ее фамилия Негрони, по мужу — Марио Негрони, автору совершенно забытого теперь «Сципиона Африканского». Может, имеет смысл намекнуть на этот фильм? Ах, и еще не забыть спросить у нее про ее сына Марко и про внука Алессандро.
Чуть дребезжащий голос старой дамы раздается в трубке неожиданно.
— Жюли? Какими судьбами?.. Откуда вы звоните?
— Сейчас объясню, но сначала скажите, как вы себя чувствуете. Я только что узнала о том, что с вами случилось, и до сих пор не могу прийти в себя!
— Сейчас уже немного лучше. Но было очень страшно.
Несмотря на возраст, на то, что она объездила весь мир и говорила на нескольких языках, она сохранила свой неаполитанский акцент, которым слегка кокетничала, словно неповторимой, только ей одной присущей улыбкой.
— Мне сейчас же захотелось узнать, как вы там, — продолжала Жюли. — В нашем возрасте такие потрясения совсем ни к чему.
— О, не будем преувеличивать. Ведь он меня не ранил. Просто я пережила страшное унижение. Вы не поверите, но этот налетчик ударил меня по лицу! В первый раз за всю мою жизнь я получила пощечину! Даже мой бедный папочка — а он никогда не отличался легким характером, особенно когда бывал в подпитии, — даже он никогда и пальцем меня не тронул.
Она смеется, как гимназистка, открывшая подружке заветную тайну, и тут же переходит к вопросам.
— Расскажите мне лучше про себя и про свою сестру. Я знаю, что в мире скрипачей у нее громкое имя, но полагаю, что больше она не выступает? Ей должно быть сейчас…
— Не мучайтесь. Ей почти сто лет.
— Как мне! — восклицает Джина. — Мне было бы приятно с ней повидаться.
— Это проще простого. Мы живем рядом с вами. Вы что–нибудь слышали о «Приюте отшельника»?
— Постойте–постойте. Это, случайно, не та самая резиденция, про которую писали в газетах?
— Именно. Сестра купила здесь дом в прошлом году, и теперь мы живем в окружении самых приятных людей. Охрана поставлена на весьма серьезном уровне. Никому из нас не угрожает никакое нападение.
— Это большая удача! Послушайте, милая Жюли, мы должны с вами встретиться и поговорить обо всем спокойно. Я знала, что сегодня что–то случится. Карты предсказали мне это еще рано утром. Вы не могли бы прийти ко мне вместе с сестрой?
— Глория не сможет. Она ничем не больна, просто никуда не выходит. Зато я, несмотря на свои руки…
— Ах, дорогая моя! А я–то даже ни о чем вас не спросила! Я так переживала, когда с вами это случилось… Извините!
«Ладно, старушка, — думает Жюли, — будет тебе играть комедию!»
— Спасибо, — говорит она. — Я довольно сносно приспособилась и с удовольствием с вами повидаюсь.
— И как можно раньше, Жюли, дорогая! Жду вас после обеда. Скажем, часика в четыре? Ах, как я рада! Целую вас!
Жюли опускает трубку. Ну вот и все. И никаких трудностей. Нельзя сказать, чтобы у нее возник какой–то определенный план, пока еще нет. |