Да и ты тоже! Ты за мной следишь!
— Что за чушь!
— Скажи, я что, так плохо выгляжу? Но ведь если бы я действительно была так уж плоха, то наверное они не стали бы тянуть с вручением мне награды? И тогда я сразу поняла бы, что конец близок. Разве нет? Конечно, орден Почетного легиона — это будет как бы мое миропомазание перед кончиной. Из–за этого они и стараются меня не волновать.
Жюли в бессилии развела руками.
— Бедная Глория, ты становишься несносной! Ты прямо помешалась на своем ордене и своей доске! Можно подумать, что, кроме этого, в жизни вообще ничего не существует!
Тогда Глория чуть приподнялась в постели, и на щеках ее заиграл легкий румянец.
— Вот именно. В моей жизни больше ничего не существует!
Прошло еще три дня. Внешне все продолжало оставаться спокойным. Кларисса каждый день докладывала обстановку. «Никаких происшествий». Сама того не подозревая, она выражалась точь–в–точь как солдат патрульной службы времен войны. Джина сидела в своих «Подсолнухах» и не подавала никаких признаков жизни. А в «Ирисах» сидела Глория, ни на минуту не расставаясь с телефонным аппаратом. Время от времени она набирала номер Мураччоли.
— Дело продвигается, — отвечал он. — Через пару дней смогу представить вам черновой вариант. Конечно, еще нужна будет доводка, но у вас уже будет общее представление о готовой работе.
— Вы обещаете точно через два дня?
— Никаких сомнений. Тем более что мне нужно будет зайти еще к одной клиентке.
Он повесил трубку, а Глория немедленно вызвала Жюли и пересказала ей содержание своего короткого разговора с мастером. «Зайти еще к одной клиентке»? Что он хотел этим сказать? Разве я не единственная его клиентка?
— Единственная в «Приюте отшельника», но вряд ли единственная на острове.
— Действительно… И все равно это странно…
И Глория часами напролет принялась обдумывать загадочную фразу, произнесенную мастером. Наконец нервы у нее не выдержали, и она снова позвонила в мастерскую.
— Он уехал в Канны, — ответила секретарь. — Но он про вас не забыл. Тем более что благодаря вам он получил еще одну клиентку. О, извините, меня вызывают по другой линии.
— Ты слышала, Жюли, опять эта «другая клиентка»? Ну–ка, напряги свою светлую голову и объясни мне, в чем тут дело. Ты что–нибудь понимаешь? Как ты думаешь, а не может быть, что… Нет, это невозможно!
Всю ночь Глория провела словно в бреду. Доктор Приер счел необходимым приставить к ней сиделку. Несмотря на уколы, она так и не уснула и без конца принималась с горячностью рассуждать вслух, иногда призывая в свидетели сиделку.
— Сто лет исполняется мне, — как помешанная, повторяла она.
— Конечно. Конечно. Успокойтесь. Ну–ка, давайте–ка ляжем… Вот так… И будем спать…
К утру же Глория, практически всю ночь не сомкнувшая глаз, была полна новыми силами. Доктор снова стал настаивать, чтобы возле нее дежурила медсестра.
— Об этом не может быть и речи! — оборвала она его самым решительным тоном. — Я жду гостя и желаю, чтобы меня оставили в покое.
Кларисса причесала ее и помогла наложить макияж.
— Нет, — строго сказала она. — Доктор запретил вам вставать.
— Ваш Приер — просто осел. Позови сюда сестру и поставь телефон поближе ко мне. Дай мне очки. Видишь, Кларисса, как я постарела? Месяц назад я бы не стала надевать очки, чтобы набрать номер Мураччоли. Алло, мсье Мураччоли? Что вы говорите? Только что уехал? Спасибо…
Она взглянула на часы. Мураччоли будет здесь с минуты на минуту. |