|
Вчера вечером я тут повздорила с Памелой и с Мари Поль. Мне показалось несколько неуместным, что они здесь, у меня под носом, принялись обсуждать достоинства этой самой Монтано. Правду сказать, Мари Поль — такая дура… И Джина то, и Джина се… Говорят, у нее собрана целая коллекция мексиканских предметов искусства. Я ее просто выгнала. «Если вам так не терпится, ступайте поглазеть на ее грузчиков. Не стесняйтесь, суньте свой нос в «Подсолнухи“. Только я уверена, что женщина, всю жизнь колесившая по свету, как она, ни за что на свете не сумела бы создать себе уютный дом». Я уж думала, мы с ними разругаемся. Потом, правда, договорились, что все–таки любопытно поглядеть, что там творится. Они, наверно, установят там дежурство. Только я знаю, чем это кончится. Они напросятся на приглашение якобы для того, чтобы получше все рассмотреть. А меня бросят подыхать здесь одну.
— Ну что ты, — вяло возразила Жюли. — Неужели ты заболела от одной мысли, что у Джины Монтано может быть что–нибудь ценное? — Послушай, Жюли. Допустим, я зря себя накручиваю, но… Ты не могла бы разузнать все сама? Мне тогда стало бы гораздо легче. Жюли прекрасно помнила о том, что видела в квартире Джины, а потому, для пущей достоверности немного заставив себя уговорить, согласилась, в душе решив не слишком лгать. Напустив на себя таинственный вид, она шепнула: — Я знаю, что у нее есть что–то вроде домашнего музея. Ну, знаешь, фотографии знаменитых актеров, подарки, полученные в Голливуде, в общем, все в этом же роде. — Откуда ты знаешь? — простонала Глория. — О! Читала где–то в журнале. Но я все разузнаю. Сегодня после обеда я поеду в город и привезу тебе «Историю кино». Тогда тебе будет легче защищаться. Только поверь мне, Глория, никто не собирается на тебя нападать.
В городке оказалось всего два книжных магазина, и сказать, что на их полках было тесно от книг по истории кино, было бы большим преувеличением. Впрочем, Жюли вполне подошла бы любая книга, лишь бы в ее алфавитном указателе фигурировало имя Джины Монтано. Она таки отыскала его в одном из недавних изданий. Как и следовало ожидать, статью сопровождали несколько фотографий, из них три — очень старые: кадр из фильма, снятого в 1925 году по новелле Сомерсета Моэма; снимок 1930 года (картина называлась «Проклятая», сценарий Джона Мередита); наконец, очень красивое фото Джины в роли Дороти Мэншен, героини знаменитого «Дела Хольдена» (1947 год). В ее «послужном списке» было около сорока картин, снятых довольно известными, а иногда и знаменитыми режиссерами. Впрочем, самую яркую память о себе актриса по имени Джина Монтано оставила из–за своих шумно известных любовных похождений. В частности, ее связь с двадцатидвухлетним Роем Молиссоном, пустившим себе пулю в лоб у дверей ее дома, получила скандальную известность, о ней иногда вспоминали и поныне. Биографических подробностей, напротив, почти не было. Указывалось только, что она родилась в Неаполе в 1887 году и что первую свою значительную роль сыграла в 1923–м («Десять заповедей», режиссер Сесил Б. де Милль). Жюли купила книгу и дала себе слово почаще заглядывать в эту лавку, где царил приятный книжный дух библиотеки, посещаемой молчаливыми завсегдатаями. Ей, к сожалению, было трудно просматривать объемистые тома: они выскальзывали из рук. Приходилось на что–нибудь опираться и снимать перчатки, чтобы перелистнуть страницу, зажимая ее между большим и указательным пальцами. Соприкосновение с холодящими листами доставляло ей удовольствие. Для себя она купила еще иллюстрированный альбом «Памятники Парижа» и неторопливо отправилась в порт. Она больше не терзала себя. Кажется, ей наконец начало удаваться выносить саму себя, смотреть вокруг, ни о чем не думая, позволяя внешнему миру свободно протекать через себя, подобно краскам на полотне художника–импрессиониста. |
