|
Ведь доктор не уточнил, что сильная радость может вызвать остановку сердца точно так же, как большое огорчение или даже просто унижение. Весь день Жюли с надеждой ждала, что кто–нибудь проявит неосторожность и тем самым положит конец этой выматывающей дуэли, которую она сама затеяла, хотя понимала, что первой жертвой станет она сама. Теперь у нее болело все. Она почти перестала есть, и одежда болталась на ней, как на вешалке. Лекарства, назначенные ей хирургом, не справлялись с приступами тупой боли, которая день ото дня становилась все настойчивее. Но она поклялась себе, что не бросит начатую партию, даже если для этого ей потребуется вся ее воля. Встречая ее у Глории, доктор Приер жалобно качал головой. Однажды, стоя на пороге «концертного зала», он тихонько сказал ей: «Вы убиваете себя!» — на что она отвечала непонятной ему фразой: «Не я первая начала…»
Наконец настало 14 июля, день праздника. Никаких газет на остров не привозили. «Приют отшельника» отгородился от праздничной суеты, и каждый из его обитателей поздравлял себя с тем, что так славно устроился подальше от шума. Жюли встретила господина Хольца, и тот пригласил ее зайти выпить чашку кофе. «Мадам Монтано была бы очень рада вас увидеть. Ей кажется, что вы ее избегаете». Действительно, Джина была сама любезность. — Я несколько раз пыталась узнать, как дела у Глории, но у вас там такая церберша… — А, Кларисса… Ей так приказали. — Очень жаль. Потому что сразу начинаешь думать о худшем. Надеюсь, это не из–за того, что она приходила сюда… — Что вы, конечно нет. Напротив, она была так довольна… Жюли проговорила это так быстро, что сама невольно вздрогнула. — Моя сестра, — продолжила она, — ожидает важного события. Может быть, в эти самые минуты ее уже наградили. Она даже не подумала, какой эффект произведут ее слова. Или, быть может, в каком–то недоступном ее собственному сознанию участке мозга сидело нечто, что за нее производило все расчеты… — Не может быть! — воскликнула Джина, и черные глаза ее потемнели еще больше. — Значит, ей дали «академические пальмы»? — Нет, не «пальмы». Орден Почетного легиона. В связи с возрастом и, конечно, за большие заслуги. — Как интересно! А меня могли бы наградить? — Почему бы и нет? — Мне бы хотелось ее поздравить. И Джина протянула руку к телефону. — Постойте, — сказала Жюли. — Ведь это пока неофициально. К тому же умоляю, не ссылайтесь на меня. Мы с вами друзья, поэтому я с вами и поделилась. Но я не хочу быть причиной слухов. Через какой–нибудь час на острове уже началось некое легкое брожение, вызванное любопытством. Жюли сидела у Глории. Они болтали. То одна, то другая поочередно вспоминали свои самые успешные выступления. Глория сидела в шезлонге и полировала ногти. Она была в самом спокойном расположении духа, и резкий телефонный звонок заставил ее едва ли не подпрыгнуть. Она быстро схватила трубку маленького переносного аппарата. «Вот оно, — подумала Жюли. — Началось». Она поднялась с места, но Глория рукой удержала ее. — Останься. Какая–нибудь очередная зануда… Алло! А, это вы, Кейт! Что это с вами, вы так волнуетесь… Что–что? Подождите минуту. Она прижала телефонную трубку к груди. Ей снова не хватало воздуха. — Жюли, ты знаешь, что она мне сказала? Дали. Все. Уже официально известно. — Глория, умоляю тебя, не волнуйся! Дай мне трубку, я сама с ней поговорю. Но Глория ее даже не слышала. Она смотрела прямо перед собой остановившимся взглядом, а руки ее мелко дрожали. |
