"Спрячь деньги подальше и жди звонка”, – шепнула я сама себе.

Александр Анатольевич позвонил через две недели.

– Ваш сценарий понравился, – коротко сказал он. – Лучший из всего пакета. Пишите следующий. Мы даем вам полную свободу действий – в рамках уже оговоренных условий. Только сделайте его пожестче.

Пожестче так пожестче. Я принялась за новый опус – теперь в нем фигурировал весьма внушительный порно-синдикат, влиятельные члены которого поочередно сходили с ума и заливали кровью себя и других.

За этот сценарий я получила уже три тысячи долларов.

Тратить красивые зеленые бумажки было жалко, и я снова вернулась в видеопрокат; а после еще двух сценариев, в которых я обнаглела до того, что позволила себе отправить на тот свет нескольких детей от семи до одиннадцати, в голову мне закралась шальная мысль – а не прикупить ли тебе. Мышь, халупку где-нибудь на замусоренной окраине – большего ты все равно не потянешь.

А Москва остается Москвой. Москва – это здесь и сейчас.

Умерла мать отца, моя бабка; я продала ее квартиру в моем родном городе, сложила деньги – хватило как раз на крохотную квартирку в Бибиреве. Квартирка была совершенно отвратительной – девятый этаж занюханного панельного дома, исписанные матом подъездные стены невообразимо зеленого цвета, неработающий мусоропровод, неработающий лифт, полоска леса, торчащая в окне маленькой кухни.

Но это была уже моя территория. Моя собственная, помеченная отсутствием запаха территория.

Последний раз я встретилась с Александром Анатольевичем уже в ранге москвички и оставила ему свой новый телефон.

Но он так и не позвонил.

Мне вообще никто не звонил.

Этому я не удивлялась, а порноэпопею выкинула из головы так же легко, как и вошла в нее, – во всяком случае, именно ей я была обязана своей квартирой на улице Коненкова. Скульптора, который никогда мне не нравился.

Маркиза де Сада и “Венеру в мехах” я скромно оставила на подоконнике ближайшего букинистического, порнокассеты снесла к мусорным бачкам и в довершение всего съездила к вдове академика, чтобы оставить ей бибиревский телефон – для Нимотси.

Теперь мне оставалось только ждать его – прощальный поцелуй был действительно хорош.

Но вместо Нимотси появилась Венька.

Она ворвалась в мою жизнь вместе с резким утренним звонком. Телефонный звонок был событием для моей ветшающей, с так и не начатым ремонтом кельи.

И некоторое время я слушала его – приятно, черт возьми… Если Нимотси – значит, повторение поцелуя, если Александр Анатольевич – значит, повторение денег; если ошиблись номером – пошлю подальше… Наконец я сняла трубку.

– Привет! – Незнакомый далекий голос был дерзким и веселым. – Это Венера из Ташкента…

– Из Ташкента?

– Из Ташкента вообще, но сейчас я в Москве. Вы меня не знаете… Мне ваш телефон дал Сергей Волошко… Вы ведь во ВГИКе учились?

Сергей Волошко был оператором, именно он снял единственную нетленку Нимотси. Серега мне всегда нравился – он был из Ташкента, и Азия безнадежно въелась в его хохляцкое смуглое лицо. Волосы “соль с перцем”, добродушные усы, крепко сбитая фигура из серии “хорошо бы в кровать завалиться и бабенку на рог посадить” – он не мог не нравиться. После института Серега уехал в Питер, хорошо поднялся на клипах и рекламе и даже снял что-то эпохальное одному из ведущих лен-фильмовских снобов. А три недели назад я случайно встретила его в переходе на “Киевской”, – он записал мой телефон, чтобы тут же благополучно забыть и его, и меня.

…Через минуту я уже диктовала Венере из Ташкента свой домашний адрес, а через десять уже была в ближайшем универсаме и закупала продукты.