– Должно пройти время. Он явно не убийца, но ему придется это пережить. Все зависит от Куини.

– Как ты думаешь, что она теперь сделает?

– Не знаю, но что бы это ни было, она не станет ничего предпринимать нынче вечером. А теперь снимай свой халат. Я хочу проверить твои раны.

– Они не могли так быстро воспалиться.

– Как знать.

– Ладно, ладно. Проверяй, – вздохнула Виктория, подчинившись. – Ну, ты закончил? – поинтересовалась она, когда Тринити осмотрел последнюю царапину.

– Да.

– Ты не возражаешь, если я оденусь?

– Возражаю, и очень.

– Тринити, не можешь же ты иметь в виду...

– Могу.

– Но ведь я вся покрыта царапинами.

– Я люблю твои царапины.

Виктория поставила крест на стараниях научить Тринити пристойному поведению. В такой ситуации единственным гуманным поступком было ответить ему той же страстью.

– Надеюсь, ты не подумаешь, что я собираюсь всегда так себя вести.

– Тебе и не надо. Так вести себя буду я.

– Ты безнадежный бесстыдник.

– Ты права.

– И тебе это безразлично.

– Вовсе нет. Я страстно постараюсь быть с тобой бесстыдником каждый день моей жизни.

Виктория сдалась. Так чудесно было отдаться на волю их взаимной страсти. Она не думала, что когда-нибудь устанет от желания Тринити заниматься с ней любовью. Ей нравилась нежность, с которой он целовал и прижимал ее к себе. Ей нравилась сила, с которой он сжимал ее в объятиях и вторгался языком в ее рот. Ей нравилось его нетерпение, когда он хотел ее так сильно, что не мог ждать.

И конечно, больше всего ей нравилось, когда он ее любил!

Все остальное было лишь прелюдией, увертюрой перед основным действием. Она расслабилась и позволила себя ласкать. Но когда он прикасался к ее плечам или рукам, она ждала тех бурных ощущений, которые дарил ей его рот, втягивающий в себя ее соски. Когда кончики его пальцев легко скользили по ее губам или рисовали замысловатые узоры на ее животе, она вспоминала сладкую муку, которую порождали они в ее лоне.

Когда его ладони брали в горсть ее груди или нежно массировали ей бедра или живот, она предвкушала то отчаянное желание, которое ощутит, едва он раздвинет ей ноги. Когда его язык резкими движениями вторгался в ее рот, она жаждала вторжения его мужской плоти глубоко-глубоко, до самого средоточия ее голодной неуемной сути, которой никогда не суждено будет, удовлетвориться полностью.

– Люби меня, – простонала она, не в силах больше терпеть. – Ты сводишь меня с ума.

Но Тринити не спешил. Он продолжал ласкать ее груди, а его рука тем временем медленно скользила к животу и бедрам и снова возвращалась к грудям, чтобы взять их в ладонь.

Виктория извивалась под этой блаженной пыткой.

– Прекрати меня мучить, – молила она. Тринити вторгся в нее, и Виктория томно застонала.

Толкнувшись в его руку, она постаралась втянуть его в себя поглубже. Он нашел нежную шишечку ее наслаждения и стал бережно массировать ее огрубевшим кончиком пальца.

Виктория почувствовала, что сейчас взорвется.

Она торопливо помогла ему освободиться от остатков одежды, обрывая в спешке пуговицы и разрывая швы. Она обвилась вокруг него, взяла его в плен своим телом, захватила в себя. Она не знала, нравится ли это ему больше прежнего, но сейчас ей было все равно. Он должен погасить огонь ее чресл, даже если для этого ей придется взять на себя роль агрессора.

Тринити отбросил всякую сдержанность. Он хотел Викторию так же сильно, как она его. Они соединились в неукротимом слиянии энергий.