Мэри обернулась, вытирая потный лоб. Рука стала влажной.
Никого. Улица была пустынной и тихой, только жужжала лампочка над головой. Мэри поправила на плече ремешок сумочки, зажала ее под мышкой и, глядя себе под ноги, пошла к остановке. Скоро придет автобус.
– Поди сюда, – повторил голос, холодный и бросающий в дрожь, словно кусок льда, неожиданно прижатый ко лбу. Мэри Кейт застыла на месте.
Она оглянулась. Дурацкие шутки, подумала она. Какой-то сопляк развлекается.
– Не смешно, – сказала она в пустоту.
Но не успела она сделать и шага, как голос негромко сказал:
– Сюда. Я здесь.
Что-то коснулось ее, бесплотное, словно изменчивые клубящиеся пальцы дыма. Она почувствовала, как они пробрались под ее влажное белье, и покрылась гусиной кожей. Голос взобрался по костяной лестнице ее позвоночника и теперь неторопливо спускался.
– Я здесь, – повторил голос, и Мэри обернулась, чтобы заглянуть в черный грязный переулок, пропахший мочой и потом.
Там кто-то стоял – кто-то высокий. Не ребенок. Мужчина? Да, одежда была мужская. Мужчина. Кто? Грабитель? Мэри пронизало желание бежать. Над ее головой зудел разбитый фонарь – желтый, черный, желтый, черный.
– Я вас знаю? Мы знакомы? – неожиданно для себя спросила Мэри и тут же рассердилась: умнее ничего не придумала? Это же бандит! Она покрепче стиснула сумочку. Сейчас она побежит и не остановится, пока он не отстанет.
– Нет, – негромко возразил неизвестный. – Бежать не надо.
Он по-прежнему оставался в тени. Мэри видела только обшарпанные носы ботинок, выглядывающие из-под темных брюк. Мужчина не пытался приблизиться к ней. Он спокойно стоял, опустив руки вдоль тела, – темный силуэт у входа в переулок – и Мэри Кейт почувствовала, как острое желание убежать уходит. Бежать не надо, сказала она себе. Это знакомый.
– Мы знакомы, – подтвердил он ребяческим шепотом. – Просто мы давно не виделись. Бояться нечего.
– Чего вы от меня хотите?
– Всего минутку. Уделите мне одну-единственную минуту из тех, что отпущены вам для жизни. Или я слишком много прошу у друга?
– Нет. Не слишком, – Мэри испытывала странное тягостное чувство. Ее голову омывали черные и желтые волны, язык налился свинцовой тяжестью.
– Если я подам вам руку, – спросил человек в переулке, – вы пожмете ее?
Мэри задрожала. Нет. Да. Да.
– Мой автобус, – беспомощно пролепетала она чужим голосом.
Из мрака показалась рука: длинные худые пальцы, грязь под ногтями.
Зной тяжело давил на плечи Мэри; пряди потных волос липли к шее. «Задыхаюсь! – беззвучно крикнула она. – Тону! Тону». Свет фонаря проник в ее мозг, и тот вспыхнул слепящим желтым неоном. «Не хочу», – подумала она.
И услышала в ответ:
– Придется.
Его рука коснулась ее руки. Пальцы сомкнулись вокруг кисти, скользнули по ладони, с все возрастающей силой впились в запястье.
И тогда из мрака переулка на Мэри стремительно надвинулось залитое желтым светом лицо, разинутый в беззвучном крике рот хотел пожрать ее. Она не успела ничего разглядеть; откуда-то густо, одуряюще пахнуло гарью. Чужое тело было потным, неприятно мягким – как губка – и горячим. Мужчина повалил кричащую и царапающуюся Мэри на асфальт.
Он ударил ее головой о тротуар. Еще раз. Еще. Откуда-то потекла кровь. Из уха. Горячая кровь струилась по шее.
– СУКА! – выкрикнул он, и его голос ожег Мэри словно пылающий кнут. – Чертова сука, минетчица, подстилка, все твои любовники – кобели! – Дыхание мужчины было зловонным, обжигающим. Он ударил ее в грудь, раз, другой, и Мэри съежилась. Он разорвал на ней блузку и ногтями расцарапал гладкую кожу на животе.
Крик боли, вырвавшийся у Мэри, слился с гудением фонаря. |