|
За окном сквозь серую вуаль утренних сумерек пробивался рассвет. Странно, подумал он, до чего небо в это время суток бледное и блеклое – не угадаешь, чего ждать, дождя или солнца. Пустое, словно чье-то бесстрастное лицо, неподвижно взирающее на тебя. Дождавшись часов посещений, он сел на автобус, который через весь город доставил его в больницу «Бельвю». На восьмом этаже он остановил медсестру и спросил о жене. – Извините, сэр, – последовал ответ, – но я не могу пустить вас к миссис Рейнс без официального разрешения доктора Винтера или доктора Бертрама. – Что? Послушайте, я ее муж. Я имею право увидеться с ней. В какой она палате? – Извините, сэр, – повторила сестра и пошла к посту в конце коридора. Что-то тут не то. Он уже почувствовал это раньше и теперь убедился: что-то случилось. Он поймал медсестру за запястье. – Я намерен немедленно увидеться с женой, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Немедленно, и вы сейчас же отведете меня к ней. – Хотите, чтобы я вызвала охранника? Сейчас вызову. – Хорошо, черт подери, валяйте, зовите своего паршивого охранника, но все равно: вы отведете меня к ней в палату. – Это прозвучало неожиданно жестко. Краешком глаза он заметил, как пялились на него медсестры у поста. Одна из них взяла телефонную трубку и нажала какую-то кнопку. Угроза сработала. – Палата 712, – сказала медсестра и вырвалась. Джо прошагал по коридору к палате 712 и не колеблясь вошел. Мэри Кейт спала. Ее поместили в отдельную палату с серовато– белыми стенами. Окна были наполовину закрыты белыми занавесками; солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, ложилось на кровать тремя полосками. Он закрыл дверь и приблизился. Мэри Кейт лежала, укрытая одеялом по шею. Бледная, изможденная, хрупкая, она казалась потерявшейся в этом мире. Ее веки были странно красными и припухшими (вероятно, подумал Джо, от слез). Здесь, среди облачно– белых стен, Мэри казалась очень далекой и от аляповатых, кричащих неоновых красок гриль-бара, и от их опустевшей квартиры. Он приподнял одеяло, чтобы взять ее за руку. И отшатнулся. Рука Мэри была покрыта красными пятипалыми следами. Впиваясь в ее тело, царапая его, они ползли вверх по предплечью и исчезали под больничной рубашкой. Красные руки грубо раздвигали ей бедра, на горле был оттиснут багровый след ладони, чужие пальцы украшали щеку, словно диковинный макияж. Джо выпустил одеяло, зная, что алые отпечатки рук в непристойном танце шарят по телу Мэри под рубашкой, тиская и царапая ее. Ее заклеймили, подумал он. Как кусок говядины. Кто-то связал ее и заклеймил. Кто-то тронул его сзади за плечо. Задержав дыхание, Джо резко обернулся. Прикосновение обожгло его. Это был доктор Винтер. Черные полукружия у него под глазами ясно свидетельствовали о том, что и он провел бессонную ночь. За ним, в дверях, стояла суровая медсестра. – Вот этот человек, доктор, – говорила она. – Мы объяснили ему, что пока еще нельзя… – Все в порядке, – негромко перебил доктор Винтер, внимательно вглядываясь в глаза Джо. – Возвращайтесь на пост и передайте охране, что все в порядке. Ну, идите же. Сестра посмотрела на доктора Винтера, на поникшего мужчину с пепельно-серым лицом, стоявшего у кровати, и бесшумно закрыла дверь. – Я не хотел пускать вас к ней, – сказал доктор. – Сейчас. – Не сейчас? Не сейчас? – брызгая слюной, Джо вскинул голову. Его смятенный взгляд горел жаждой мщения. – А когда? Господи Иисусе! Что произошло с моей женой? Вы мне сказали, что на нее напали… но, черт вас побери, ни словом не упомянули об этом! Доктор Винтер аккуратно прикрыл одеялом шею спящей. – Она не испытывает боли. Действие снотворного еще продолжается. |
