С этим соглашается и Надежда Дмитриевна:

— Сыновья были очень близки, хотя у них шесть лет разница. Вадик так ждал его появления и так любил «маленького»! Они никогда не ссорились даже детьми, понимали, ценили, прислушивались друг к другу. Моя мама, глядя на них, говорила, что эти дети какие-то особенные…

— Мы росли с Вадимом рядом, но разница у нас была порядка пяти лет, и поэтому я больше с его братом Александром дружила, — рассказывает Светлана, двоюродная сестра. — Они пацаны такие бравые, классные! В общении с ними была для меня какая-то романтика. На Вадима я смотрела, как на старшего брата. Он никогда меня не обижал! Не помню никаких обид. Даже та кукла, которую они переделали, «офантомасили», — это же не со зла. Всё понятно, ребята что-то там экспериментировали. И еще я помню, они всегда ставили пластинку «Бременские музыканты». Я выросла на этой пластинке!

Кто из ровесников Вадима не помнит мультфильмы про Бременских музыкантов? Отважный и веселый Трубадур, прекрасная Принцесса и тройка разбойников — «мультяшная» пародия на легендарных Труса, Балбеса и Бывалого (артистов Вицина, Никулина, Моргунова)… А какие там были песни! Кто тогда не пел: «Кое-что за пазухой мы держим! К нам не подходи, к нам не подходи…»? В общем, все, чье детство пришлось на конец 1950-х — начало 1970-х годов, росли примерно в одних условиях. А дальше каждый сам выбирал свой путь. Кто-то — такой, что в итоге приводил к краю, а кто-то действительно становился настоящим Человеком с большой буквы. Возможности были и для того, и для другого.

Детские воспоминания… Не очень понятные, а порой и совершенно неинтересные для других — но очень дорогие для тех, кто эту жизнь прожил, для кого они являются своим прошлым, своей собственной историей. Сейчас этот обычай почти забыт, а раньше малознакомого человека, приходившего в гости, нередко начинали «развлекать» фотографиями, доставали семейные альбомы и объясняли: «А вот мой брат, когда он был маленьким — это он в санатории, в Евпатории… это наш дядя, он в Краснодаре живет… мамина тетя из Минска, только ее уже нет…» Для гостя это чаще всего — тоска смертная! Но ведь понимать надо, что для кого-то это — «старых снимков фото-листья золотые, где счастье детское, где мамы молодые»…

А мамы как бы и незаметно для нас стареют, потом уходят навсегда — и это очень страшно и больно. Но гораздо страшнее, когда старенькие мамы хоронят своих не успевших состариться сыновей…

В этой главе мы почти не рассказали о главном — о поэтическом творчестве Вадима. В автобиографии Вадим Негатуров писал так:

«Сочинял стихи всегда, сколько себя помню, хотя и не могу вспомнить, куда подевал записи».

Вот так — сочинял стихи всегда, но об этом вспоминала только мама, и ни брат, ни двоюродная сестра не сказали и полслова. Впрочем, потом уже Светлана всё-таки уточнила:

— Он же раньше не писал стихи. Он жил с первой своей женой, и она говорит, что он никогда не писал стихи. Я узнала, что он пишет стихи, лет семь-восемь назад. Раньше я не знала. Вот в чем дело!

То же самое говорит и Елена, первая жена Негатурова, вспоминая семейную жизнь:

— А стихи он тогда не писал. Это началось гораздо позже. Когда проблемы в его жизни начались, он к Богу обратился — и, видимо, как контакт пошел — начались сильные стихи. Лет семь-восемь назад…

Однако не верить самому Вадиму мы не можем и отсюда делаем вывод: изначально он сочинял исключительно для себя, по какой-то тайной потребности своей души. Он не был тем «записным» стихоплетом, что украшают своими виршами каждую классную (не по качеству, а по школьной принадлежности) стенгазету и активно выступают с ними в художественной самодеятельности.