Пол в Наварре устилали травами и тростником и меняли настил два раза в год, когда запах становился совершенно невыносимым. Ковры и гобелены, привезенные с Востока, украшали в Наварре стены, но изумительные окна со стеклами, такими привычными здесь, в Святой земле, были чудом и редкостью в Европе. Все эти богатства Напура казались сказкой и недостижимой мечтой тем, кто не совершил путешествия на Восток и не увидел своими собственными глазами невообразимые чудеса.
Валентине было также известно, что медицина, астрономия, математика и астрология, по сравнению с Европой, шагнули далеко вперед в стране сарацинов. Оглядываясь вокруг, она поймала себя на забавной мысли: «И европейцы называют их дикарями! Да эти дикари обогнали нас на много веков!»
Следуя за домоправителем эмира, подруги увидели, что навстречу им вышел крупный чернокожий мужчина. Мохаб обернулся.
– Я оставлю вас здесь, откуда начинаются помещения гарема. Мужчинам запрещено входить в гарем. Сейчас я отправляюсь к эмиру с отчетом. Не сомневаюсь, за вами пошлют сегодня вечером. Да пребудет с вами Аллах! – Мохаб склонился перед женщинами в поклоне.
Великан, открывший перед Валентиной и Розалан широкие двери гарема, был одет в тюрбан из золотистой ткани и распахнутую на широкой черной груди короткую куртку без рукавов из той же материи. Наряд довершали широкие красные шаровары, стянутые в щиколотках так, что видны были украшенные драгоценными камнями туфли. Их длинные мыски загибались вверх, чуть ли не доставая до щиколоток.
Валентина сделала несколько быстрых шагов, направившись к грозному стражу.
– А где остальные женщины из каравана? Почему их не привели во дворец?
Черный евнух посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся, белые зубы блеснули на его лоснящемся лице.
– Только вы две останетесь в Напуре. Остальные отправятся дальше, в гаремы тех шейхов, кому подарил их эмир Рамиф, – евнух отвернулся, давая понять, что дальнейшие вопросы просто неуместны.
Во взгляде Валентины, брошенном на бедуинку, можно было прочесть благодарность судьбе, столь упорно не разлучавшей ее с Розалан. Шествуя вслед за евнухом, подруги продолжали с восторгом разглядывать роскошные покои дворца Рамифа. Мозаика из искусно подобранных разноцветных кусочков мрамора покрывала пол. Замысловатый рисунок повторялся на стенах, где в ярких оттенках красного и синего цветов, сочетавшихся с золотым тоном, были изображены древние сарацинские воины на быстроногих конях.
После неожиданного поворота налево, еще до того, как евнух в красных шароварах отворил дверь, подруги услышали доносившийся из-за двери женский смех. Они шагнули через порог и словно попали в другой мир. Комната была убрана в нежно-голубых тонах. На стенах висели драпировки из белого и желтого шелка, слегка колыхавшиеся от теплого ветерка, проникавшего сквозь высокие арки, ведущие в сад. Воздух благоухал ароматами духов и пряных благовоний.
Одна из женщин лениво пощипывала струны музыкального инструмента, сидя неподалеку от овального бассейна с чистой водой. Вдоль всех стен были расставлены низкие диваны и разложены роскошные подушки. Толстые ковры покрывали мозаичный пол, их цвета сочетались с росписью стен и высокого сводчатого потолка.
Совершенно неожиданно для себя Валентина и Розалан оказались окруженными стайкой женщин из гарема Рамифа, которые, оживленно защебетав, принялись задавать им множество вопросов. Валентина продолжала лгать, будто она черкешенка, в то же время с удивлением замечая, что большинство женщин гарема моложе, чем они с Розалан, и не менее красивы.
Оттенки кожи жен и наложниц эмира были так же разнообразны, как страны, из которых прибыли красавицы: от цвета бледной охры, распространенного на Востоке, до густо-черного цвета Африки. Женщин в гареме оказалось около двадцати, и это удивило Валентину, потому что, как она слышала, в гаремах владык их насчитывалось обычно не меньше сотни. |