Изменить размер шрифта - +
К своему несчастью, Фрэнки Эрнандес не мог вести себя по-другому. Ведь он поклялся. Сейчас он носил форму, и у него была работа, которую он должен делать.

И еще для Фрэнки Эрнандеса существовало Дело.

Фрэнки должен был доказать соседям, полиции, городу и, может быть, всему свету, что пуэрториканцы тоже люди. Коллеги, вроде Энди Паркера, иногда усложнили Дело. Он и до Энди встречал таких людей. Эрнандес даже думал, что если он станет шефом детективов всего города или полицейским комиссаром, то и тогда его будут окружать Энди Паркеры, всегда готовые напомнить, что он пуэрториканец.

Так что для Фрэнка Эрнандеса жизнь всегда была реальной, порой даже чересчур реальной.

– Нет, у меня никогда не возникало такого чувства, – ответил Фрэнки Эрнандес.

– Наверное, это все из-за дождя, – зевнул Коттон Хоуз.

Корабль "Фаррен" назвали в честь знаменитого и почтенного джентльмена из Уайт Плейнс, которого звали Джеком Фарреном. Однако, в отличие от Джека Фаррена, доброго, дружелюбного и симпатичного человека, который всегда имел при себе чистый носовой платок, его тезка-корабль представлял из себя ржавую, старую, некрасивую и грязную посудину.

Капитан был под стать своему кораблю.

Этот здоровяк с трехдневной щетиной во время всего разговора ковырял в зубах замусоленной щепкой от спичечного коробка, постоянно втягивая с шумом воздух через зубы, чтобы облегчить себе задачу. Капитан и Стив Карелла сидели в капитанской каюте, напоминающей гроб, в которой воняло потом и ржавчиной. Капитан постоянно цыкал зубом и тыкал в рот щепкой. В единственный иллюминатор стучал дождь. В каюте стоял не очень приятный запах жилья, плохой еды и отходов человеческого тела.

– Что вы можете сказать о Карле Андровиче? – спросил Карелла.

– А что вы хотите знать? – ответил моряк вопросом на вопрос. Его звали Кисовский. Разговаривал капитан Кисовский, как медведь, а двигался с грацией танка.

– Он долго плавал с вами?

– Два-три года, – пожал плечами Кисовский. – У него неприятности? Что он натворил?

– Нам ничего не известно. Он хороший матрос?

– Такой же, как и большинство других. Сейчас матросы не те, что раньше. Вот в пору моей юности были матросы. – И он с шумом втянул в себя воздух.

– Корабли тогда были из дерева, а люди – из железа, – сказал Карелла.

– Что? Ах, да, – Кисовский попытался улыбнуться, но вышла какая-то гримаса. – Я не настолько стар, дружище. Во времена моего детства были настоящие матросы, а не эти битники, которые только и делают, что занимаются своим.., этим, как его?., дзеном. Да, раньше были настоящие мужчины.

– Значит, Андрович не был хорошим моряком?

– Он был таким же, как все, до тех пор, пока не покинул корабль, – ответил капитан Кисовский. – В ту самую минуту, когда он не явился на "Фаррен", он стал плохим моряком. Я здорово поработал в то плавание – не хватало одного матроса. Пришлось погонять команду. Корабль похож на маленький город, дружище. В городе есть парни, которые метут улицы и водят поезда и трамваи, включают ночные фонари и работают в ресторанах, то есть делают то, что и является городом. Понимаете? О'кей. Допустим, исчез парень, который зажигает фонари. Вы ничего не видите ночью, так ведь? Ушел человек из ресторана, и никто не может поесть. Все будет или так, или вы должны найти им какую-то замену. А это значит, что нужно отрывать человека от другой работы. Так что, как ни крутись, все равно будет плохо. То же самое случилось и с Андровичем, хотя он был и дрянным матросом.

– Как это?

– Где бы мы ни останавливались, Андрович возвращался на корабль в стельку пьяный.

Быстрый переход