Ичиро не давал мне опомниться или посмотреть по сторонам, так что я не успевал даже сменить стойку. Но несмотря на применение боевой медитации и активное дыхание полного сосредоточения, ставшее уже обычным, мечник не отставал ни на шаг. Кровавая жажда на столько усилила его скорость и восприятие что он безошибочно определял мое местоположение, а техники внушения затрагивали лишь органы зрения не проникая глубже.

И именно это мне предстояло использовать в бою. Размывая собственный образ и контур оружия, я заставлял Ичиро совершать глупые ошибки, парируя несуществующие атаки или наоборот – торопиться с ударом, когда мой клинок был еще слишком далеко. Невозможность попасть по мне сводила мечника с ума, вынуждая атаковать все с большей силой. Он терял концентрацию, открывался для контратаки, и я не смог избежать искушения ударив его шипованным противовесом в беззащитный бок. Раздался треск сминаемого дерева, но в следующее мгновение я понял, что это было ловушкой.

– Попался! – кровожадно усмехнулся Ичиро, зажав противовес локтем. Он коротко замахнулся мечом, собираясь срубить мне голову, но моя молния добежала быстрее. С воем наследник Пинг скорчился на земле, но тут же откатился в сторону и вскочил на ноги. Его лицо еще было сведено судорогой, ноги не слушались и это был единственный мой шанс на победу.

Сражаясь на равных, я не имел права сдерживаться. Любая ошибка, любая поблажка противнику давали ему все больше шансов на победу. И я пошел вперед. Не побеждать. Не обезвредить или покалечить. Я шел убивать. Не знаю, почувствовал ли смену моего настроения Ичиро или просто очередная волна безумия накрыла его с головой, но мечник бросился вперед.

Теперь это была битва не на жизнь, а насмерть для нас обоих. Глефа кружилась, в почти невидимом взгляде вихре, стоило противнику отразить один удар, как на него мгновенно обрушивался второй, отбивая ладони и калеча. С помощью виденья Ци я знал степень повреждения противника и бил по уязвимым точкам, вынуждая его защищаться.

Стоило мне перехватить оружие коротким хватом для убыстрения движений, как Ичиро контратаковал. Его мечи сверкали, обрушиваясь на меня со всех сторон, но яньюэдао было идеальным оружием одиночки. Перехватывая клинок врага крюком, я почти одновременно наносил собственную атаку противовесом, а в случае необходимости легко разрывал дистанцию перехватываясь за самый конец обитого металлом древка.

Мечник все ускорялся, будто спеша жить, его атаки становились менее предсказуемыми и точными, я же выдыхался. Запас Юань-ци стремительно подходил к концу, у меня оставалось все меньше использований иллюзий, и я решил поставить все на один удар. В очередной раз разорвав дистанцию я взял глефу копейным хватом, и теперь просто заставлял держаться противника на расстоянии, не в силах нанести повреждения, но и не давая приблизиться для удара противнику. Что еще больше бесило Ичиро, или то человеческое, что от него осталось.

Взревев мечник взвился в воздух, оттолкнулся от стены дома и обрушился на меня сверху вниз, ударив одновременно двумя клинками. Это был момент истины. Крутанув глефу я перехватился перчатками за тупую сторону лезвия и ударил соперника навершием в живот. Деревянные пластины брони вогнулись внутрь, и отброшенного не несколько метров воина вырвало кровью. Покачиваясь он поднялся, опершись о землю клинками, но я оказался быстрее.

Страховочный трос обвился вокруг шеи Ичиро и я вложил в этот удар все оставшиеся силы. Молния получилась такой силы что стало видно, как она, проходя через тело мечника, уходит в землю, а у самой дороги даже крохотными ответвлениями расходилась в стороны. От упавшего на колени Ичиро шел пар и пахло подгорелым мясом, но он все еще был жив.