Валтасар

В декабре 2003 года я ненадолго приехал в Париж. Мы остановились в просторной квартире на пятом этаже на улице Гинемер, напротив Люксембургского сада. Там мне привиделся сон…

Мне снилось, что мои имя и фамилия значатся по-польски на служебном бланке. Буквы, которые я хорошо помню, были напечатаны на принтере. Одновременно прозвучал голос, словно ниоткуда. Голос сообщил, что вскоре меня ждет длительная поездка за границу. Прилагающийся документ я возьму с собой. По прибытии на место предъявлю его местным властям. Потом власти исполнят все, что я от них потребую, но с одним условием: я никогда больше не воспользуюсь своим настоящим именем и фамилией. Мое имя теперь будет Валтасар.

Проснулся я под впечатлением от этого сна. Валтасар… Я никогда не был в восторге от своей фамилии. Она сопутствовала мне как скучная необходимость. Позже, уже начав писать, я сохранял ее как отцовское наследство. До момента, когда меня поразила афазия.

Афазия

Событие это — вернее, катастрофа — связано с кровоизлиянием в мозг, которое я перенес воскресным утром 15 мая 2002 года. Я сидел за столом и писал, не помню уже что. И вдруг со мной что-то произошло. Я пытался продолжать писать, но мне становилось все хуже. Тогда я пошел в спальню и лег. Временами терял сознание.

Сусана первая поняла, что нужны срочные меры, и позвонила доктору Кшиштофу Струзику. К счастью, он оказался дома. Совершенно не помню, как он появился. Помню только, что я стоял на улице, на ярком солнце, и ждал «скорую». Мне было жаль этого дня — я знал, что он уже не вернется никогда. Лежа в машине «скорой помощи», я смотрел на голубое небо. Меня охватило полное равнодушие. Машина остановилась. Помню какие-то коридоры, переходы, склонявшиеся надо мной лица, все время новые. Все было путано и хаотично.

Началось самое скверное. Вокруг меня безостановочно двигались какие-то безобразно изуродованные предметы. Плыли — то до бесконечности раздуваясь, то съеживаясь до ничтожных размеров, — и я никакими силами не мог удержать их на месте. Что-то боролось во мне за сохранение пропорций, но каждый миг я рисковал провалиться в небытие. И вдруг неожиданно увидел самого себя. Моя фигура появилась в дверях, а потом начала медленно перемещаться вдоль кроватей. Сестры не обращали на нее внимания. Оказавшись возле своей кровати, я с облегчением лег. Тогда одна из сестер поставила мне капельницу. Я был спасен.

Даже уже начав в больнице ходить рядом с кроватью, я оставался вне реальности. Я не осознавал, что лишился речи. В ответ на приветливые слова сестер вежливо улыбался, и мне казалось это достаточным. Все вокруг были очень предупредительны. Позже я понял почему. Мне подсовывали простые детские упражнения, которые я выполнял или нет, в зависимости от самочувствия. Но я еще не знал, что потерял способность пользоваться языком — и устно, и письменно. Складывал кубики, не понимая, как это важно для моего дальнейшего восстановления после инсульта. Сусана хлопала вместе со мной в ладоши, будто забавы ради, и считала со мной от одного до десяти, а когда выдавался хороший день — от десяти до одного. Принесла мне складную карпу Европы для детей до семи лет. Карта была поделена на несколько частей, и я должен был правильно сложить их. Что получалось не сразу.

Потом стали приходить специалисты по физиотерапии, и я убедился, что упражнения, раньше казавшиеся пустяковыми — не о чем и говорить! — теперь для меня — проблема. Появились также различные остроумные устройства, вроде бы простые в обращении — с их помощью ко мне должна была полностью вернуться точность движений, — но справиться с ними было не под силу.