| Первые будут оскорблены тем, что безусловный фаворит и любимчик публики покинул Арену до конца состязаний, как бы говоря, что больше не желает тратить на пустяки свое драгоценное время, а вторые примутся злословить и потешаться над первыми по этому же поводу. Нет, затея Ко-пьебоя выходила не такой уж глупой и безрассудной, надо было только вовремя остановиться. И незачем обижаться, а тем более обдумывать способ расправы над шутником — можно просто его простить.Король спросил себя: не малодушничает ли он, легко прощая пикту содеянное? Все же тот поставил под угрозу доброе имя правителя, мог внести сумятицу в тщательно организованное важнейшее государственное мероприятие, а за такое не ждут награды…«Что со мной происходит? — растерянно думал король. — Какой вздор мне лезет в голову? Сначала одно, потом другое… В любом случае надо отыскать Брула и безо всяких недомолвок разобраться с ним, пока не случилось чего-нибудь похуже. А думать… теперь пусть он сам думает, как выкарабкаться из ямы, в которую прыгнул».Кулл молча встал и покинул ложу. Ни Келкор, ни Ту не успели вовремя броситься вдогонку, а когда все-таки отправились следом, никого не увидели. Экс-гладиатор прекрасно знал все коридоры Арены.* * *Кулл не представлял, как отыщет Брула, но знал, где могли собираться бойцы в перерывах между боями. В пристроенных к трибунам и расположенных прямо под ними помещениях раньше располагалась гладиаторская школа. Понадеявшись, что Арена не подвергалась серьезной перестройке, король туда и направился. В коридорах и комнатах, через которые он проходил, было грязно и сыро, двери противно скрипели, а одна и вовсе сошла с петель, стоило атланту коснуться ее. Разница между внешним убранством и внутренней убогостью Арены была непомерной. Покопавшись в памяти, король так и не смог вспомнить ни одного своего указа или устного распоряжения о приведении этих помещений в порядок.«Да уж, — недовольно поморщился Кулл, — старый скряга Ту явно не расточителен, бережет для казны каждую монетку. Где наскоро покрасит, где заплатку подошьет. А то, что эта гниль запросто рухнет и погребет под собой почтенную публику, его не волнует. В крайнем случае вздернет на дыбе хранителя Арены…»Король боялся признаться себе, что придираться к Ту он начал только ради того, чтобы прогнать вновь нахлынувшие на него видения из дурного сна. Неубранный мусор, размазанные по столу остатки еды, сваленные в углы груды досок не могли не напомнить ему о кошмаре и опять испортили настроение.Не улучшило его и то, что он вскоре услышал. Сначала, как только впереди раздались чьи-то голоса, король решительно двинулся на шум и даже снес по пути ветхую дощатую перегородку, но потом, когда удалось разобрать отдельные слова, в недоумении остановился. Речи тут велись крамольные! Неизвестные заговорщики, видимо, так увлеклись, что не обратили внимания на шум ломающихся досок. Из приоткрытых дверей, ведущих в большую темную комнату, донеслось:— …это их не волнует. Нас, валузийцев, с малых лет приучают чтить законы предков, и мы, дураки, верим своим отцам. А пришлым зачем наши традиции и реликвии? Их родина там, где пожрать дадут. Атланты, пикты, лемурийцы — все, кому не лень, окопались во дворце. Столица, говорят, ваша, валузийская, — но разъезжают-то по ней пикты с мечами и копьями! И так мчатся, что только искры из-под копыт. Народ по стенкам жмется: как бы не задавили! Я тут одолжил меч у знакомого солдата, иду готовиться к Боям, вдруг — стража налетела. Скрутили. Говорят: подозрения вызываешь, с оружием по городу разгуливаешь, иностранных гостей пугаешь. Довел варвар страну — простому валузийцу нельзя мечом побаловаться.— Отчего же? — рявкнул потерявший терпение король и, пинком распахнув дверь, решительно вошел в комнату. — Мечом всегда можно побаловаться, если руки чешутся. Валузийцу, пикту, атланту — всем можно. Я разрешаю. Ну, кто тут главный баловник?!Король огляделся. |
