Но даже окружавшие их кровавые маки покачивались в танце в такт призрачной музыке.
Девушка проснулась, на губах мелькнула улыбка и серые глаза распахнулись. Безмятежные, счастливые и сияющие, они в миг превратились в испуганные, тусклые и дождливые. Эта явная перемена кольнула молодого человека, точно незамеченный шип на стебле дикой розы.
Катя смотрела затравленно, чуть повернув голову.
— Я приготовила речь, — с трудом произнесла девушка.
Лайонел напряженно кивнул, с неведомым раннее ужасом ожидая, как она сейчас скажет ему, что готова вернуться к Вильяму. И наверно, впервые совсем не думал, каково будет его гордости, когда он скажет и пообещает ей что угодно, лишь бы она осталась. Понял, как глупо было сравнивать ее с братом. Конечно, она слабее, наивнее, и он должен, просто обязан был делать ей скидку, всегда и во всем. Потому что бесконечно, со всей одержимостью, на какую способен, любил ее.
Ресницы девушки дрогнули.
— Я приготовила ее раньше… сейчас я уже не помню всего.
— Сути будет достаточно, — вздохнул Лайонел. Она подняла на него несчастные глаза.
— Я не могу без тебя жить. Такая суть.
Он прокручивал в голове услышанное, а девушка совсем сникла, заметив:
— Ты насмехаешься?
— Нет… нет. — Он улыбался и, наверно, в целом свете, ни в одном языке, известном ему, не существовало слов, сказавших бы о его чувствах больше, чем сейчас сказала она. Однажды такие слова он уже слышал от нее. Тогда она стояла на подоконнике окна в своей комнате и грозилась выброситься. В тот раз они звучали по-другому и скорее раздосадовали. А сейчас стали незаслуженным, но самым лучшим вознаграждением. Лайонел всматривался в туманно-серые глаза и видел осень в своем любимом городе, когда асфальтовые дорожки мокрые от дождей, а листва на деревьях пышно-рыжая. Он не мог поверить и до конца осознать, что возможно чувствовать так раздирающе глубоко и безнадежно одержимо.
Молодой человек медленно расплел косички на ее осенних волосах и просто сказал:
— А я не могу жить без тебя.
Улыбка, недоверчивая, нежная, преобразила ее личико. Каких-то несколько месяцев назад, увидев эту девочку впервые, он мог долго перебирать в уме нелестные эпитеты, характеризующие ее внешность. А сейчас был не в силах перестать постоянно любоваться ею. Ему нравилось в ней все, и часто приходилось подавлять в себе необузданное желание прикасаться к ней, обнимать, целовать. Он боялся показаться навязчивым, слишком влюбленным, зная, что чувства — это средство для манипулирования, оружие. И вложить его в руки, даже любимые, было опасно.
Катя приподнялась, отряхнула с себя кровавые ошметки лепестков и, раскрыв ладонь, показала ему белый лепесток.
— Нашла такой… — и тихо прибавила: — У меня, кажется, сегодня день рождения.
Лайонел опустил глаза, не способный вымолвить хотя бы тривиальное: «Я не знал». Он должен был знать и помнить.
Она спросила:
— Ты сердишься на меня из-за крови?
Он подал ей бутылку.
— Нет, не сержусь.
— А где ты пропадал так долго?
Ему было стыдно, но он честно ответил:
— Просто сидел на берегу залива Фёрт-оф-Форт.
— Ты не хотел возвращаться?
Молодой человек грустно усмехнулся, взял ее руку и поцеловал.
— Я не заготавливаю речей, попробую экспромтом, хорошо?
Она кивнула.
— Ты говоришь, я вернулся за тобой, чтобы самоутвердиться. — Она хотела возразить, но он прижал палец к ее губам. — Помнишь, что Вильям сказал тебе, когда вы танцевали?
— Нет, — огорченно покачала головой девушка. |