Это была моя ошибка — забыть, кто он. И что он возглавлял Дом Кадогана не случайно и не только благодаря политике и возрасту, но еще и потому, что он умел сражаться, знал, как это делается.
Он был солдатом и научился воевать в разгар мировой войны. Она заставила меня забыть об этом.
Наблюдать за ним — потрясающе, или было бы потрясающе, если бы не я была объектом его рубящих и режущих ударов и взмахов, пинков и поворотов, совершаемых его телом почти без усилий. Выпады и блоки. Он был так быстр и точен.
Но боль начала утихать, и, так долго подавляемая, сдерживаемая моими человеческими ощущениями, опасливыми страхами, она — вампирша — бросилась в драку.
И она была быстрее.
Я была быстрее.
Мое тело ринулось к нему, и я закружилась, используя катану, чтобы резать, заставлять его двигаться, вертеться, наносить мечом удары, которые выглядели неуклюжими по сравнению с моими.
Не знаю, как долго мы сражались, охотились друг на друга в кольце вампиров, на первом этаже Дома Кадогана. Мои волосы намокли от пота и прилипли к голове; слезы текли по лицу; руки и колени покрылись кровью; сломанные ребра ныли. Рукава моей блузки порваны в клочья из–за едва не пропущенных ударов. Сначала он позволил поиграть в игру, подошел достаточно близко, чтобы дать возможность установить контакт, перед тем как он ускользнет. Но теперь он крутился, чтобы спасти свою шкуру. Выражение его лица — непроницаемого, сосредоточенного — довольно хорошо говорило об этом. Это тренировочная схватка, а настоящий вызов, битва, в которую я пыталась вовлечь его пару месяцев назад. Битва, над которой он посмеялся. Он задолжал мне настоящее сражение, знак признания того, что меня не спросили, хочу ли я стать вампиром. Но я все равно подчинилась его власти, потому что он попросил меня об этом. Это как вознаграждение. Он — мой Мастер, но я принесла клятвы и он задолжал мне битву. Честную битву, потому что я готова драться за него. Убивать за него. Принять удар, предназначающийся ему, если необходимо.
— Мерит!
Я пожала плечами в ответ на зов и продолжала драться: уворачивалась, крутилась и улыбалась, нанося удары клинком, парируя и нападая, уклоняясь, чтобы не оказаться на линии его честной стали.
— Мерит!
Я блокировала его удар и, пока он восстанавливал баланс и ориентацию, оглянулась, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мэллори, моя подруга и сестра, вытягивает руку с пульсирующей сферой голубого пламени на ладони. Она подбросила ее, и сфера полетела ко мне, и меня окутал огонь.
Свет вырубился.
ГЛАВА 24
И… и… и… и… изменения
Бледно–золотой сияющий свет. Запах лимона и уюта.
Затем боль, холод и тошнота. Волны тошноты.
Боль, скрутившая мой живот, и жар, пылающий на щеках. Кожа настолько горячая, что слезы, текущие по лицу, оставляют холодные соленые следы.
Происходило то, что в первый раз я практически не запомнила.
Превращение. Я переживала его завершение.
Я всхлипнула от боли, терзающей меня, стискивающей мышцы, вгрызающейся в кости.
И в какой–то момент в разгар процесса я открыла серебрянные глаза в поисках пищи, ради которой сейчас готова была убить. В этот миг, как будто он следил, выжидал, передо мной появилось запястье.
Мое тело содрогнулось от холода, и я услышала рычание, перед тем как попыталась отстраниться. Послышался шепот. Мое имя. Заклинание.
Мерит. Тихо.
Передо мной снова появилось запястье.
Запястье Этана. Я заглянула в его серебряные глаза. Он смотрел на меня — на лоб падала прядь светлых волос, в глазах — голод.
Тебе предложено. По доброй воле.
Я опустила взгляд, уставившись на алые капли, медленно, так медленно стекавшие двумя дорожками по его предплечью, по коже.
— Мерит!
Я схватила его предплечье левой рукой, ладонь правой. |