Какими бы уникальными подобные находки ни представлялись полтора века тому назад, сегодня нам известно, что на обширной территории между Балтийским морем и Альпами вплоть до Карпатской дуги, были найдены многочисленные «княжеские погребения» такого рода, число которых (если приплюсовать к ним могилы знатных всадников раннего периода Великого переселения народов) составляет около ста. При общем анализе этих мужских, женских и детских погребений можно сделать два вывода:

Во-первых, в период между эпохами ранней и поздней Римской «мировой» империи в тогдашней области проживания германских племен произошла явная социальная дифференциация. Из общей массы соплеменников, несомненно, выделился высший, правящий слой, привычный к роскошному образу жизни, обладающий большим достатком, могущий позволить себе приобретать импортные товары из римских провинций или даже постоянно заказывающий себе такие товары.

Во-вторых, в некоторых из этих погребений — например, в обнаруженном в районе Лойны, были найдены ценные предметы из Галлии, очевидно, захваченные в ходе военных походов за добычей (или, попросту говоря — грабительских набегов).

Поэтому не представляется особо удивительным, что погребальные камеры со временем становились все шире и все глубже (чтобы не всякий охотник тревожить покой мертвецов мог, вооружившись заступом, без особого труда, завладеть ценным погребальным инвентарем).

Хотя не существует принципиальных различий между этими «княжескими погребениями» и аналогичными камерными погребениями более раннего периода, имеющими кельтский характер, хотя технические методы, изолированное расположение, характер насыпного кургана и многое другое представляются попросту аналогичными, нет никаких сомнений в принадлежности «княжеских погребений», датируемых первыми четырьмя столетиями после Рождества Христова, представителям высшего слоя германского общества. Погребения, расположенные ныне на территории Чехии, Словакии и Польши, приписываются тамошними археологами различным культурам, получающим собственные, местные, локальные названия, возможно, с целью, так сказать, завуалировать общегерманский характер артефактов (без его открытого отрицания). Однако на примере других, аналогичных погребений, обнаруженных в центральной части Германии, становится совершенно очевидным характер IV в., века поздней Римской империи, как великой подготовительной эпохи. Германцы (в целом, а не только лишь одни вандалы), за годы, десятилетия и даже столетия службы наемниками в рядах «непобедимого» (официально) «эксерцитус романус» — римского войска (неуклонно превращавшегося, в силу прогрессирующего стремления «гордых потомков Энея и Ромула», «природных римлян», под любыми предлогами «откосить» от службы в «доблестных рядах», из былой «социетас армата», вооруженной общины граждан «вечного» Рима, в пестрый конгломерат чужеземных наемников-варваров) и многочисленных походов за добычей в римские земли, накопили достаточно сведений о Римской мировой империи. Возможно, не происходило никаких официальных (или неофициальных) переговоров между князьями разных германских племен, а если такие переговоры и происходили, то, разумеется, их предметом служили не (или, во всяком случае — не только) стратегические планы Великого вторжения в римские пределы. Однако нет ни малейших сомнений в том, что этот IV в. имел решающее значение для сменившего его V в. — столетия Великого переселения народов, изменившего коренным образом весь ход мировой истории. С учетом всего того, что германским князьям и знатным родам, господствующим над массами свободных германцев, стало к тому времени известно о римлянах и о Римской империи, уже не требовалось неблагоприятных климатических изменений для приведения варварских племен в движение, для воодушевления, для мотивации германцев на Великий поход.