|
- Своим интересом люди доставляют правительству гораздо больше неприятностей, чем критикой. Некоторые устраивают заговоры, восстания, революции, свергают правителей, меняют одних на других, строят демократию на трупах диктаторов, устанавливают республику вместо монархии и так далее. Такие вещи случаются даже в Египте, не так ли? Но сивахцы никогда в этом не участвуют. На протяжении всей истории - а она у Египта немалая - это племя никогда не тревожило государственных мужей - от фараонов до Садата. Оно всегда всем довольно. Разве они когда-нибудь жаловались на низкую зарплату? Или на высокие налоги? Разве их волнует пассивность в общественной жизни страны? Они никогда никого не беспокоили. Возмущались ли когда-нибудь сивахцы решениями, принятыми в верхах через их головы и без их ведома? Никогда. Откровенно говоря, иначе и быть не может: у жителей Сиваха нет своего мнения. Я говорю об общественной жизни, хотя эта жизнь складывается и из их жизней. Нигде больше я не встречал такого безразличия. - Вы уверены, что действительно столкнулись здесь с подобным безразличием? - мягко спросил Селим. - У меня есть глаза и уши, господин вице-губернатор,- резко возразил Гвидо.- И в этом смысле пустыне не удастся отделаться миражами. Селим молчал. - Напрашивается единственное разумное объяснение: сивахцы не интересуются политикой, потому что они вообще ничем не интересуются. Может быть потому, что они от рождения мягкотелы и глупы. Но эту гипотезу я отбросил, когда попал в Сивах и убедился в обратном. Эль-Фаттах, казалось, был заинтригован. - Так, значит, вы все знали до того, как предприняли эту поездку?- удивленно спросил он. Но Гвидо не так-то легко было сбить с толку: - Я интересуюсь историей слишком серьезно, чтобы не заметить такой особенности. Ведь тысячелетиями в обществе насаждалась мысль о том, что сильный всегда прав. - Возможно, у жителей этого оазиса имелись свои причины быть удовлетворенными правом сильного,- предположил Селим. - Вполне возможно,- согласился Гвидо, саркастически усмехнувшись. Но Селим был нечувствителен к дерзостям, а тем более к насмешкам. - Значит, пребывание здесь, мистер Андреотти, навело вас на мысль о какой-то другой причине миролюбивого нрава сивахцев, чем та, которую вы назвали сначала? ' - Нет,- вздохнул Гвидо.- Я не нашел никакой причины. Ее просто нет. - Вот видите!- любезно завершил беседу хозяин, вставая, чтобы проводить гостей к выходу. *** - Почему тебя так волнует равнодушие к политической власти жителей Сиваха? - спросила Вана, когда они снова остались наедине.- Ты что, хочешь всех людей сделать счастливыми? - Думаешь, у меня может быть другая причина? - Я не думала, что ты так любишь человечество. - Ты, видимо, недостаточно меня знаешь. - Видимо, я совсем тебя не знаю. И это меня пугает. - Вана,- спросил Гвидо позднее,- почему ты не любишь своего отца? Ведь ты приехала сюда, чтобы научиться любить его. - Наверное, ты убедил меня, что после десяти лет уже трудно чему-то научиться. Мне слишком поздно учиться быть дочерью. - А он? Ему тоже не нужно запоздалое отцовство? - Отец - это человек, в котором нуждаешься. Тот, кто утешает и ободряет маленькую дочь, когда она боится темноты и смерти. Тот, кто не расстается с ней, пока она не научится обходиться без отца. |
