Вновь раздался знакомый уже мужской голос:

– Ну, наконец-то! Включился, Сорок Шестой. Молоток! Не подвел.

Я искренне разделял его радость. Настоящее чудо – выжить после такого взрыва.

Человек, наверняка, врач. Или, судя по молодому голосу, интерн. Странно только, почему мы с ним общаемся на расстоянии. Разве он не должен сейчас суетиться рядом с постелью больного, подключать всякие там капельницы и датчики?

А как там незнакомка? Жива? Надеюсь, да, ведь все летящие в нас гвозди я принял на себя. Или не все?

Попытался спросить, но голосовые связки не послушались, и тела своего я тоже не ощутил. Парализован?! При взрыве повредил себе позвоночник?!

Только не это!!!

В панике выпучил глаза и захрипел, пытаясь выдавить хоть звук.

– Э, Сорок Шестой, ты полегче, – недовольно заговорил невидимый врач. – Настройки себе сорвешь. Да успокойся, ты. Сейчас кое-что подрегулирую, и будешь ходить и говорить.

Уф, не парализован. Прямо камень с души. Только сильно раздражало, что он упорно звал меня Сорок Шестым. Мог бы не полениться и посмотреть моё имя, оно в студенческом билете чёрным по белому написано. А билет в момент взрыва находился при мне – в кармане джинсов, я ж как раз в универ ехал. Только этому интерну недоделанному явно в лом. Вон даже не удосужился лично зайти к пациенту, предпочитает сидеть... ну, где он там сидит... Кстати, через какое устройство мы с ним общаемся, никак не пойму. Динамиков вроде не видно. В любом случае, мог бы и подойти ко мне лично. Явно молодой совсем, а пациентов уже за людей не считает, по номерам нас зовёт. Видать, я у него уже сорок шестой. Вот ведь “свезло” – достался мне лентяй и, наверняка, двоечник.

Пока эти мысли крутились в голове, я машинально пытался пошевелить рукой или ногой.

И у меня получилось! Я вновь почувствовал свое тело. Правда, был некий дискомфорт в ощущениях...

– Так, настройка завершена, – вновь объявился врач. – Громила, попробуй встать.

Громила? Хм... Никто меня так никогда не называл. Звучит приятно! Моё негативное отношение к коновалу слегка поуменьшилось.

Я постарался расправить плечи, выкатить грудь колесом. Получилось не очень – меня ощутимо шатало. И все-таки удалось подняться на ноги. Дискомфорт усилился. Я беспокойно завертел головой, рассматривая руки и ноги. Потом принялся ощупывать себя целиком, постепенно осознавая страшную правду: тело не мое! Чужое. Незнакомое. Полуголое в одних плавках и... чернокожее! Чернее некуда. Как смоль. Даже у негров не бывает такой совершенной черноты! Моя кожа словно соткана из мрака, только осязаемого и лоснящегося, будто смазанного маслом. Абсолютно не человеческая!

Получается, никакого невидимого врача нет, как и странной комнаты. Они существуют только в моем воспаленном сознании. Это бред. Предсмертный бред. На самом деле я лежу сейчас в агонии в покореженном после взрыва вагоне среди трупов и вижу сон наяву. Или меня все-таки спасли, отвезли в больницу – нормальную, а не как эта! – и теперь я в глубокой коме, а больное сознание подсовывает мне ирреальные галлюцинации.

От таких мыслей ноги подкосились, я сполз прямо на пол. Растекся амебой. В переносном смысле, конечно. Мое несуществующее невозможное тело оставалось непривычно накачанным и мускулистым. И черным. С огромными пудовыми кулаками, бицепсами, трицепсами и другими цепсами.

– Э, Сорок Шестой. Ты чего там уселся? – проявил недовольство невидимый собеседник. – А ну-ка вставай. Сейчас адреналина подкачаю...

Я ощутил прилив сил, словно и впрямь получил инъекцию адреналина.

– Так должно быть лучше. Теперь давай поднимайся, – не унимался голос.

Я не стал торопиться. Прежде надо осмыслить ситуацию.

Если на самом деле я в коме, то надо скорее очнуться.