|
Более того, Петр был картонной фигурой – ему даже образование не дали, он писать так нормально и не научился. Ему было позволено только играться в солдатиков на заднем дворе. И все его последующие рубки боярских бород в виде сказок для детей – это же история захвата власти тем, кого всерьез никто не воспринимал. А знаешь, что в этой истории самое главное?
– Что? – Петр не сам занял трон, – я для убедительности даже пальцем в небо показал. – Его туда по-са-ди-ли. Сами его на трон посадили – сами потом и хлебнули полной ложкой. Кланы он приструнил так, что бороды часто вместе с шеей рубил, в Церковь вообще навсегда вычеркнул из числа подписантов, персонажи анекдотов теперь. И до сих пор обер-прокурор, а не патриарх Церковью управляет, очень уж по юности Петр этих ребят не взлюбил. Поэтому и столицу из Москвы переносил, потому что в златоглавой ему банально опасно по улицам было ходить. – Это ты к чему? Я простой отставной вахмистр, мне бы попроще объяснение, – сделал вид, что не понял меня Войцех. Только вот по глазам его я прекрасно видел, что все поляк понял. – Это я к тому, что пусть передо мной и дорожка с флажками, но идет она сейчас наверх. – Это все звучит умно и красиво, вот только я все равно категорически не советовал бы тебе сегодня лезть к Линдену для того, чтобы получить карт-бланш на захват Кигунгули. На этом сраном острове, как говорит Патрик, весьма много группировок, достойных того, чтобы мы им хату разнесли, действуя по внятному плану, а не впрягаясь в опасную авантюру. Если уж тебе так нужен повод, чтобы показать состоятельность тебя как варлорда. Тем более я даже до сих пор не знаю, как мне в Вилладж попасть, не говоря уже о том, чтобы получить план дома Линдена. Может быть, Войцех и правильно говорит – подумал я, вставая из-за стола и начиная мерить комнату шагами. При этом я, даже почти не замечая, щелкал пальцами. Эта привычка у меня появилась со времени прибытия на Занзибар. Несмотря на то, что физически замену руки я практически не чувствовал (в плане ощущений), но разумом все равно никак не мог с этим смириться. И щелкал пальцами я последние дни, когда был без дела или в раздумьях, очень часто – словно раз за разом проверяя ощущения от ударов подушечек пальцев в ладонь. Раз за разом удостоверяясь, что правая рука чувствительностью никак не отличается от левой. Вот и сейчас, пока я мерил шагами комнату, щелкал и щелкал пальцами, раздумывая о словах Войцеха. А чуть погодя вдруг споткнулся на том, что не могу понять, что за ритмичную мелодию я нащелкиваю. Разозлился на себя – нужно думать о деле, а я думаю о какой-то ерунде. Прошел несколько шагов, повторил ритм, еще раз повторил. Вроде на что-то из Высоцкого похоже, но нет, нет он. Зато в памяти всплыли слова, и я, вновь начав мерить шагами комнату и слушая ритмичное перещелкивание пальцев, прошептал про себя: – И любили меня, и сдавали… и старуха махала косой… Слова в памяти всплыли, а что это за песня – нет. Вот почему эмпатия вернулась, Огонь вернулся, а ментальные способности – когда я был ходячей энциклопедией, с возможностью забрать с полок памяти все что угодно, не вернулись? Выдохнув, пытаясь справиться с раздражением на привязавшуюся мелодию и на себя, я снова сосредоточился на песне. – И любили меня, и сдавали… и старуха махала косой… Да блин, to Dublin, вспомнил! – громко воскликнул я, и глядя на удивленного Войцеха, закончил: – И взлетную мне не давали… Теперь вспомнил. Песня «Дороги», исполняет вокально-инструментальный ансамбль Ленинград, автор композиции поэт-песенник Сергей Шнуров. Войцех никак мои слова не прокомментировал, но взгляд у него был говорящий. О том, что он слабо понимает обрывки моих мыслей. |
