После череды удивленных приветствий Валера нашел мгновенье со мной переглянуться.

«Успешно?» – поинтересовался он.

«Более чем», – коротко кивнул я.

«Я не сомневался», – прикрыл он глаза, отставив алюминиевую кружку с чаем и откинувшись на стоявшую вертикально часть крыши Академии.

Судя по виду, Валера схваткой с демонами оказался крайне утомлен. Потому что глаза он не открыл даже тогда, когда громко треснул лед, и ледяной шпиль наконец начал разрушаться. Усилием сотни одаренных он разваливался управляемо – словно наискось нашинкованная сосулька, части которой одна за другой съезжают сверху вниз попеременно, одна за другой.

Все шло хорошо до того момента, как одаренные не потеряли контроль над предпоследней, одной из самых больших глыб. Раздались громкие крики, зазвенел воздух от создаваемых многочисленных защитных щитов. С громким скрежетом разрушающаяся огромная ледяная глыба сорвалась, и съехав по обломкам других, заскользила, круша остатки китайгородской стены, мимо Политехнического музея.

Музей от разрушения защитили – в нем и рядом находилось несколько групп одаренных. Но вот рядом с Лубянкой в достаточном количестве одаренных не оказалось – и ледяная глыба, замедляясь, все же врезалась в здание ФСБ.

«Об утере мною доверия может идти речь, если ваша встреча с графом Бергером вдруг обернется масштабными разрушениями, чем вы уже неоднократно злоупотребляли в процессе решении важных для вас вопросов. Но мы же верим, что подобного не произойдет?» – как будто вживую прозвучали у меня в памяти слова директора ФСБ.

– Ну как так-то? – в опустошении разочарования мысленно обратился я к небесам.

Похоже, в высших кругах Российской Конфедерации у меня появился плюс один доброжелатель.

Едва заметная усмешка Николаева, который вышел из-под действия защитного поля с чашкой кофе в руке, и сейчас выглядывая в проезд Новой площади наблюдал далекую суету у здания Лубянки, мою догадку подтвердила. Все собравшиеся рядом с Николаевым армейские офицеры, кстати, по виду тоже не расстроились. Даже, судя по выражениям лиц, произошедшее их позабавило. Среди господ офицеров даже раздались негромкие комментарии и сопровождающие их смешки.

Так, под утренний кофе и негромкие комментарии мы дождались, пока башня окажется окончательно разрушена. После чего внутрь, в проходы к порталу, потянулись бойцы морской пехоты Арктической флотилии, которых я узнал по приметным бронекостюмам в зимнем камуфляже. Спускались пешим порядком, но неподалеку уже – по всему Китайгородскому проезду, выстраивалась колонна техники, а десяток одаренных с помогающими им инженерными машинами уже расчищали для коробок брони проход вниз. Куда, следом за морпехами Арктической флотилии уже двинулись конфедераты из ССпН, нагруженные амуницией как мулы.

Почувствовав чужой взгляд, я увидел, что Николаев наконец отошел от общей группы высших офицеров и определенно ждет меня. Отставив в сторону недопитый чай, я поднялся и подошел к нему. Приближаясь, чувствовал, как прохожу словно сквозь невидимую толщу воды – настолько сильна была выставленная им защита купола безмолвия. Миновав который, оказался под колпаком, отсекающим любые звуки – создавая зоне абсолютной, буквально звенящей тишины.

Вот и пришло время ответов на очень важные для меня вопросы. Получив которые, я наверняка перейду свой Рубикон. Потому что если я не получу исчерпывающих ответов, противостояние которое сейчас может начаться будет в перспективе гораздо серьезнее, чем случившееся между мною и Георгием. А какие должны быть исчерпывающие и удовлетворяющие ответы в ситуации, когда тебя с таким риском использовали словно марионетку – я просто не знал, и даже вариантов не видел.

– Экспедиционный корпус? – кивнув на втягивающихся в здание Академии морпехов и конфедератов в зимнем камуфляже, поинтересовался я у Николаева, словно беря небольшую отсрочку перед серьезным разговором.