Намучившись с язычником, епископ в сердцах велел привязать его к дереву, снять кожу с головы и аккуратно разрезать и раскрыть череп. Может, так Слово Божье с небес до тупого славянина дойдет. Человек стоически выдержал пытку, он так и умер, не произнеся ни слова, кроме грязной хулы на святую Церковь и милосердие господне. На предложение признать силу и славу Господа и креститься славянин плюнул в лицо Дитриха.

Жаль, поспешил архиепископ, знал бы, что на берегу встретит, как славяне над святой верой надругались, не умер бы язычник так легко. Но какие подлецы! Святотатственно святое распятие на Голгофе своими грязными лапами изобразили! Ничего, придет время, вернем все сторицей. Они еще о смерти просить будут!

— Надо в Гамбург людей слать, — предложил граф Рене Геннегау с вежливым поклоном.

— В гамбургской земле есть нечего, — раздраженно бросил в ответ король и, чуть помедлив, спокойным тоном добавил: — Не могу я туда войско вести. Припасов мало, сами знаете.

Приближенные молча кивали в ответ. Стремясь как можно быстрее ударить на славян и спасти свои земли от разорения, император выступил, не дожидаясь подхода отрядов из дальних земель, и провианта взял немного, надеялся у славян отнять. Это была ошибка, но никто не осмелился о ней напомнить. Оттон Рыжий уже успел показать свой горячий нрав. А кроме того, и не мог король много провизии взять. Цены на хлеб до небес взлетели, а казна, как всегда, была пустой.

— Я говорю: людей, а не войско. — Рене спокойно выдержал полный злости взгляд короля. — Пусть возьмут все корабли в порту и приведут сюда. К тому времени отставшие подтянутся, брошенные лодки соберем и наладим, плотов навяжем. Одним броском пересечем реку и выбьем славян из крепостей.

— А может, и другое место найдем, — понял мысль графа герцог лотарингский. — Атакуй первым, навязывай врагу свою волю — так говорил ваш покойный отец Оттон Великий.

Больше ни у кого идей не было. Только архиепископ шипел, брызгая слюной, требовал уже сегодня перейти реку и отомстить язычниками. Всерьез его слова никто не воспринял. Не дети уже, знают, чего слова священника стоят.

— Пусть будет так, — усмехнулся Оттон, он принял решение. — Возвращаемся в Люнебург. Пфальцграф Бруно и граф фон Берг остаются на берегу, разбивают лагерь, сторожат славян, чтоб по реке не шастали. А ты, — король кивнул графу Рене, — немедля едешь в Гамбург за кораблями.

После этих слов Оттон повернул коня и поскакал прочь от злой реки. Свита немедля двинулась за ним, только лотарингец и фон Берг отстали. Их путь лежал в разбитый в поле недалеко от реки лагерь. Придется жить в сырых палатках и обойтись без пира, который король закатит сразу после возвращения в замок. Глядя вслед королевской свите, Арнульф фон Берг думал, что зря король решил идти на славян именно этой дорогой, зря он не послушал советовавших заглянуть сначала в Магдебург. С другой стороны, Рыжий не мог поступить иначе: язычники разоряли его родную марку и только в виду королевской рати откатились за реку. Как будто Эльба может их защитить. Смешно!

Корабль, обычный широкобортный купеческий кнорр, с разбегу уткнулся носом в берег. Послышался жалобный скрип судового набора, скрежет обшивки о песок и камни, затем корабль дернулся и замер на месте.

Граф Арнульф фон Берг вовремя успел ухватиться за брус и устоял на ногах. Массивная, но без лишнего жирка, затянутая в хауберк двойного плетения фигура графа даже не шелохнулась при ударе, словно он ногами врос в палубу.