- В скит бежишь, брат Вассиан? - печально спросил митрополит и, не дожидаясь ответа, повысил голос: - А о спасении души государя яз один буду молиться? Нет, и ты, и иже с тобой, все мы перед Богом повинны за грехи великого князя. Яз же не допущу посрамления великой княгини Соломонии и не благословлю государя при живой жене на брак с литвинкою.
- Литовская княжна Елена на европейский манер, в поясе перехват осиный, того и гляди, сломается. Наши боярыни телом во как раздобревши, что перины.
- Не задаста литвинка, верно, но на любовь зла. Тем, по всему, и прикипел к ней Василий, - со злостью произнёс Варлаам и перекрестился истово: - Прости, Господи, слова греховные.
Вассиан снова сказал:
- Князь Глинский мыслит с государем породниться и с его помощью вотчины свои литовские воротить. Быть княжне Елене государыней, а Соломонию монастырь ждёт.
- Сказал же, не допущу яз сие! - брызгая слюной, выкрикнул Варлаам и неожиданно сорвался с кресла, толкнул дверь, чуть не сшиб с ног молодого монаха.
- Подслушиваешь, Ананий? - выдохнул митрополит угрожающе. - Аль искусителю продался? А может, по чьему наущению?
Молодой монах мелко закрестился, в голосе испуг:
- Отца Вассиана проводил, отче, и задержался.
- Так ли? - не поверил Варлаам и долго смотрел цепким взглядом в спину удалявшегося монаха.
Когда митрополит снова уселся в кресле, Вассиан проговорил:
- Нет в словах Анания искренности. Без Бога живёт. Варлаам ответил с усмешкой:
- Не много жить Ананию…
Проводив Вассиана, Варлаам задумался. Самовластен, ох как самовластен великий князь. Не менее отца своего Ивана Васильевича круто берёт. С ним, митрополитом, советов не держит, думу боярскую созывает редко, да и боярами, что холопами, помыкает. А разве мог простить Варлаам, как Василий указал ему, митрополиту, на дверь? Это ныне-то. А коли на литвинке женится, и совсем жди лиха…
Мысль нарушил вошедший келарь. Варлаам оторвал ладонь от лба, спросил:
- Сыскал ли Анания, Паисий?
Келарь поправил клобук, ответил смиренно:
- Иноки Фёдор и Никон задержали у княжьих хором, отче.
Митрополит нахмурил брови.
- Дай, Паисий, ключ.
Келарь зазвенел связкой, положил на налой. Варлаам кинул коротко:
- Сам пойду.
Смеркалось, и в митрополичьих палатах зажгли свечи. Варлаам спустился в подполье, отомкнул замок. Со скрипом подалась железная решётка темницы. Стены поросли мхом. Сыро и зябко. Осторожно ступая, Варлаам приблизился к чёрному провалу ямы. В затхлом воздухе свеча погасла. Из каменного мешка раздался стон.
- Сказывай, Ананий, что великому князю наговаривал на меня? - громко спросил Варлаам и прислушался.
- Вели смерти предать, отче. Зачем на смерть мученическую обрёк? Аль креста на те нет?
- Ужель мыслил, что прощу яз те, - забрызгал слюной Варлаам. - Рясу носил, а про сан позабыл, доносил на меня? Догадывался яз о том и ране, да не ведал, кто в наушниках ходит.
- Будь проклят ты, дьявол! - заревел дико Ананий. Митрополит прошептал:
- Свят, свят! Прости, Господи, грехи мои. Сутулясь, долго громыхал замком, всё не мог повернуть ключ. Потом, медленно ступая, поднялся по винтовой лестнице. У выхода заметил поджидавшего Паисия, сказал:
- Вели помолиться за упокой души Анания.
Воротился митрополит в палату, взял Евангелие, но читать не мог. Проклятье Анания мешало. Злился Варлаам. От обеда отказался.
Келарь свечи зажёг, покосился на митрополита. На пороге, чуть не сбив с ног келаря, появился великий князь.
Василий вошёл в палату стремительно. Не приседая, заговорил раздражённо:
- Прослышал я, отче, что ты кинул в темницу монаха Анания. Верно ли? - прищурился.
Митрополит ответил тихо:
- Монах именем Ананий, сыне, в яме сидит и там смерть примет за прегрешения свои.
- Вона как? - недобро проговорил Василий. - Это ты, отче, так мыслишь. |