Важен воевода и дороден. Кто бы подумал, что когда-то бездомным отроком пришёл он в Москву на Пушкарный двор и звался не иначе как Степанкой. А нынче Степаном сыном Петровым величают. И едет он в Москву к государю. О войске будет речь вести да зелье пороховом. Во всём этом у Васильсурска нужда есть. Казанская орда под боком, о том забывать не следует.
В Москву добрались уже по санному пути. Миновали заставу на окраине, поехали кривыми улицами, мимо изб ремесленного люда, к Охотному ряду, к Красной площади.
Скинув шапку, Степан высунул голову в оконце, издалека рассматривал зубчатый Кремль, островерхие, стрельчатые башни. И пришло вдруг ему на память, как они с Сергуней стояли у кремлёвской стены и тот ахал, удивлялся. А потом на Пушкарный двор попали, с Игнашей встретились…
Где-то в глубине души ворохнулось желание проведать прежних друзей. Но он прогнал эту непрошенную мысль. Нет у него времени попусту разговоры водить. И, ко всему, негоже ему, воеводе, с пушкарными мастеровыми знаться.
Окликнул ездового, указал на кремлёвские ворота: - Сворачивай!
Покидает жизнь государя. Лежит Василий в полутёмной опочивальне, на том самом ложе, на котором скончался и отец, Иван Васильевич.
В хоромах князья и бояре толпятся, на лавках в прихожей сидят, клюют носами, дремлют. Отдельно жмутся друг к другу дворяне. В опочивальне, у государева ложа, самые близкие: митрополит Даниил, князья Воротынский, Одоевский и Михайло Глинский, старые слуги Плещеевы и Лизута да васильсурский воевода Степан Петров и с ним другие дворяне.
Голова у Василия высоко приподнята на подушках. Лицо жёлтое, ни кровинки. В палатах тихо. Так тихо, что слышно, как гудит за оконцами декабрьский морозный ветер. Вот зазвонили к вечерне колокола.
Василий знает, в избах и хоромах зажигают бабы лучины и свечи. На торгу иноземные и русские гости закрывают лавки, навешивают на двери пудовые замки. Складывает инструмент ремесленный люд, в кузницах гасят уголья. Жизнь, ей нет дела до Василия. Она проходит своей чередой и будет продолжаться после смерти его, государя.
Сей часец допускали к Василию великую княгиню с сыновьями. Попрощался с ними государь. Побыли недолго, не успел Василий и наглядеться на них. Елена не выдержала, взвыла, забилась в руках боярынь…
Теперь мысль Василия об этом. Малолеток наследник, сын Иван. Четвёртый годок всего. Не понимает, что умирает отец, и ему, Ивану, государство принимать. Какая судьба ждёт его? Смоленск воротили Руси. Мыслил ещё Казанью овладеть, да не удалось. Верно, Ивану начатое завершать… Сколь лет до того? Ивану вырасти надобно да окрепнуть. Бояре, поди, в его малолетство снова головы поднимут. Хоть бы усобничать не почали…
Горят, потрескивают свечи в серебряных подставцах. Пахнет в опочивальне топлёным воском и ладаном. В блёклом свете то на одном лице задержит свой взгляд великий князь, то на другом. Заметил у двери опочивальни васильсурского воеводу. Тот уловил государев взгляд, шагнул наперёд. У Василия мысль промелькнула: с чем прибыл воевода из Васильсурска, о чём сказывать собирался? Но не стал спрашивать ничего. Только и того, что руку поднял, знак подал, дескать, уйди, не нужен ты мне покуда, не до того. И Степан догадался, отступил…
Как один день пролетела жизнь. Будто вчера стоял он, Василий, у ложа отца, а ныне сам к последнему дыханию изготовился. Поднял голову.
- Великую княгиню Елену с сыновьями на вас возлагаю, - прохрипел Василий, - не обидьте малолетнего великого князя, государя Ивана. Слышите, ты, митрополит, и вы, князья и бояре и дворянство моё верное. Будьте ему опорой.
Митрополит Даниил начал читать молитву. Голос у него монотонный, тихий, не нарушает мыслей Василия…
Вспомнилась Соломония. Но нет у Василия к ней жалости. Будто не прожито с Соломонией двадцати лет и не стояли под венцом. А вот Елену жалко. Десяти лет не прошло, как стала она его, государя, женой. |
