— Твоя комната наверху, — сказал Робину профессор Ловелл, отпирая дверь. — Вверх по лестнице и направо.

В доме было очень темно и прохладно. Миссис Пайпер принялась раздвигать шторы, а Робин, как и было велено, потащил свой чемодан по спиральной лестнице и по коридору. В его комнате было немного мебели — письменный стол, кровать и стул — и не было никаких украшений и вещей, кроме книжной полки в углу, на которой стояло столько книг, что его сокровенная коллекция казалась ничтожной.

Любопытствуя, Робин подошел к ней. Неужели эти книги были приготовлены специально для него? Это казалось маловероятным, хотя многие из названий выглядели так, что могли бы ему понравиться — только на верхней полке стояло несколько «Свифтов» и «Дефо», романов его любимых авторов, о существовании которых он даже не подозревал. А вот и «Путешествия Гулливера». Он снял книгу с полки. Она казалась хорошо потрепанной, некоторые страницы были измяты и изъедены, на других были пятна от чая или кофе.

В замешательстве он поставил книгу на место. Должно быть, кто-то еще жил в этой комнате до него. Возможно, кто-то другой — его ровесник, который так же любил Джонатана Свифта и перечитывал «Путешествия Гулливера» столько раз, что чернила в правом верхнем углу, где палец переворачивал страницу, начали стираться.

Но кто это мог быть? Он полагал, что у профессора Ловелла нет детей.

— Робин! — крикнула миссис Пайпер снизу. — Тебя ждут на улице.

Робин поспешил обратно вниз по лестнице. Профессор Ловелл ждал у двери, нетерпеливо поглядывая на карманные часы.

— Твоя комната подойдет? — спросил он. — В ней есть все, что вам нужно?

Робин с энтузиазмом кивнул.

— О да.

— Хорошо. — Профессор Ловелл кивнул в сторону ожидающего такси. — Садись, мы должны сделать из тебя англичанина.

Он говорил это буквально. Весь остаток дня профессор Ловелл возил Робина по разным делам, чтобы ассимилировать его в британское гражданское общество. Они посетили врача, который взвесил его, осмотрел и неохотно признал пригодным для жизни на острове: «Ни тропических болезней, ни блох, слава богу. Он немного маловат для своего возраста, но растите его на баранине и пюре, и он будет здоров. А теперь давайте сделаем прививку от оспы — закатайте рукав, пожалуйста, спасибо. Это не больно. Считайте до трех». Они увидели парикмахера, который подстриг непокорные кудри Робина длиной до подбородка в короткую аккуратную стрижку над ушами. Они видели шляпника, сапожника и, наконец, портного, который измерил каждый дюйм тела Робина и показал ему несколько кусков ткани, из которых Робин, ошеломленный, выбирал наугад.

После обеда они отправились в здание суда на прием к адвокату, который составил пакет документов, согласно которым, как сказали Робину, он становится законным гражданином Соединенного Королевства и опекаемым профессором Ричардом Линтоном Ловеллом.

Профессор Ловелл с размахом подписал свое имя. Затем Робин подошел к столу адвоката. Стол был слишком высок для него, поэтому клерк притащил скамейку, на которой он мог стоять.

— Я думал, что уже подписал это. — Робин посмотрел вниз. Язык казался очень похожим на договор об опеке, который профессор Ловелл дал ему в Кантоне.

— Это были условия между тобой и мной, — сказал профессор Ловелл. — Это делает тебя англичанином.

Робин просмотрел зацикленный шрифт — опекун, сирота, несовершеннолетний, опекунство.

— Вы претендуете на меня как на сына?

— Я претендую на тебя как на подопечного. Это другое дело.

Почему? — почти спросил он. От этого вопроса зависело что-то важное, хотя он был еще слишком молод, чтобы понять, что именно. Между ними потянулось мгновение, навеянное возможностью.