– Господин Даян… – в третий или четвертый раз повторил он.

    Меня зовут Даян. Это древнее и славное вавилонское имя. Нужно ли говорить, что уже в детском дошкольном учреждении мое имя переделали в «Баяна», да так и повелось. Я и не сопротивлялся.

    – Слушай, ты, – сказал я детине. – Сколько у тебя денег, а?

    У него оказалось три сикля. На противопохмельные колеса хватит. Если брать не самые дорогие.

    – Брат, – сказал я проникновенно и взял его за руку. – Дуй в аптеку…

    И объяснил, зачем.

    Он внес меня в квартиру, помог улечься на диван, подал воды и ушел в аптеку. Я бессильно смотрел на дверь, которую он забыл за собой закрыть, и терзался от сквозняка.

    Детина вернулся через час. Объяснил, что искал аптеку.

    Вместе с ним притащилась вечно беременная серая кошка, жившая в нашем подвале.

    Предки кошки были породистыми голубыми тварями из храма Исет, а эта была плодом любви священной храмовой кошки с каким-то безродным полосатым сердцеедом.

    Каждые два месяца Плод Любви исправно наводняла двор маленькими плодами своей любви. Любила она много и разнообразно. Что, естественно, отражалось на плодах.

    Детина выпихнул кошку, незлобиво поддев ее ногой под брюхо, и захлопнул дверь.

    – Давай, – сказал я, слабо барахтаясь на диване.

    Он подал мне таблетку, растворив ее в воде. Таблетка шипела и плясала. У нее был мрачный, средневековый вид. Именно так травили королей в одном историко-приключенческом сериале.

    Я выпил, отдал стакан и лег, закрыв глаза, – ждать, пока полегчает. Детина громоздился надо мной.

    Я открыл глаза.

    – Слушай, – сказал я детине, – а кто ты такой? А?..

    Вот тут и открылась страшная правда.

    – Ваш раб, господин, – сказал детина.

    – У меня нет рабов, – сказал я. – У меня принципиально не может быть рабов. Я аболиционист.

    – Ваша высокочтимая матушка так и говорила – ну, этому, на бирже… Как их? Агенту, – поведал детина. – Мол, мой сын против рабства, но хочу сделать ему подарок… От материнского подарка, мол, не откажется… У него, мол, – ну, у вас то есть, – в квартире не хватает хозяйской руки…

    Так. У меня в квартире не хватает хозяйской руки. Поэтому мне не позволили жениться, а вместо того подсунули чужого человека, чтобы он сделался этой самой хозяйской рукой в моем доме… Подсунули, пользуясь моей сегодняшней слабостью. В другой день я просто спустил бы его с лестницы. А сегодня я мог только одно: расслабленно стонать.

    Естественно, я сразу же возненавидел своего раба.

    Все в нем было противное. И брови эти его широкие, блестящие, будто маслом намазанные. И щетина над губой. И ямка в пухлом подбородке.

    – Уйди, – сказал я.

    Он растерялся.

    – Куда я пойду, господин?

    – Куда-нибудь, – пояснил я. – Чтобы я тебя не видел.

    И заснул.

    Я проснулся, когда уже стемнело. Во рту было гадко, но голова не болела и острая невыносимость оставила плоть.