– Спасибо, господин.

    Мурзик снова запустил палец в тарелку. Макароны уже остыли.

    – Сними рубашку, – велел я.

    – Что?

    – Рубашку сними! – заорал я.

    Люстра опять дрогнула. Кофеварка зашипела и начала плеваться в хрустальный бокал в виде отрубленной головы сарацина. Сарацин постепенно чернел.

    Мурзик встал. Медленно расстегнул верхнюю пуговицу. Посмотрел на меня. Я ждал. У меня было каменное лицо. Мурзик расстегнул вторую пуговицу. Третью. Снял рубашку. Под рубашкой оказалась голубенькая застиранная майка, из-под которой во все стороны торчали буйные кудри темных волос.

    – Майку… тоже? – шепнул Мурзик.

    – Не надо, – позволил я. Меня тошнило от его волосатости.

    Все левое плечо Мурзика было в синих клеймах. И на правом тоже обнаружилось две штуки. Мурзик представлял собою живой монумент государственному строительству в нашем богамиспасаемом отечестве. Чего только не отпечаталось на его шкуре! Гербы строек эпохи Восстановления, нефтяных вышек Андаррана, портового комплекса на границе с Ашшуром, медных рудников, хуррумских угольных шахт и даже железной дороги «Ниневия-Евфрат, Трансмеждуречье».

    Под всем этим великолепием моргала подслеповатым глазом полустершаяся русалка похабного вида, а на правом предплечье имелось изображение скованных наручниками кайла и лопаты с надписью «Не забуду восьмой забой!»

    – Все, – сказал я. – Можешь одеваться.

    Трясущимися лапами Мурзик натянул на себя рубаху. Забыв заправить ее в штаны, сел. Машинально доел макароны. Вид у него был убитый.

    – Мурзик, – сказал я. – Сукин ты сын. Где тебя добыла моя матушка, а?

    – На бирже, – сказал Мурзик и рыгнул. – Простите.

    Я растерялся. То есть, я по-настоящему растерялся. Матушка всегда покупала товары с гарантией. Даже из комиссионных магазинов неизменно выцеживала какую-нибудь филькину грамоту, по которой потом имела право на бесплатный или льготный ремонт. По части филькиных грамот моя матушка – великая искусница. Как же ее угораздило вместо добропорядочной и квалифицированной домашней прислуги приобрести беглого каторжника?..

    У Мурзика подрагивали толстые губы.

    – Ну, ну, – сказал я наконец. – Рассказывай уж все, без утайки. Как ты надул их?

    – Не надувал я никого, – пробубнил скисший Мурзик. – Знаете такую лавочку – «Набу энд Син работорговая компани лимитед»? Слыхали?

    – Ну, – буркнул я. Я не знал такой компании. Я противник рабства.

    – Они скупили у нас, на железке – ну, «Трансмеждуречье», шпалоукладка – большую партию отбракованных рабов, – продолжал Мурзик.

    – Так ты еще и отбракованный?

    Мурзик кивнул.

    – Так вышло, – пояснил он. – Да я-то уж точно ничего не делал, ну – ничего такого… Он случайно упал.

    – Кто?

    – Прораб. Он в котел упал. – Добавил тише: – Ну, со смолой – котел, то есть. А спичку уронил вообще не я… Ну, нас и отбраковали. Всю смену…

    Я налил себе кофе в чашку из широко раздутых ноздрей хрустального сарацина.