— Я не обижу тебя, — сказал я. — Я сын вождя и буду защищать тебя в крарле.

— О, радуйся, Демиздор, — сказала она. — Дикарь защитит тебя в вонючем логове его идиотского племени.

— Веди себя прилично, или дикарь передумает. То слово, что ты сказала — твое имя?

Она содрогнулась всем телом и сказала:

— Демиздор — мое имя.

Я не смог его как следует выговорить. Мне не терпелось забыть язык города, которым я пользовался.

— Деммис-тахр, — сказал я. Она засмеялась, как поперхнулась. Я не мог в ней разобраться, хотя собирался оставить ее себе.

— Даже мое имя будет осквернено, — сказала она. — Но я буду называть тебя Вазкор.

— Назови меня так, сука, и я убью тебя.

На рассвете я и двадцать три красных воина выехали из крепости. Мы сожгли своих мертвых с их украшениями и оружием; горожан мы оставили птицам-стервятникам горных долин. Мы забрали все их богатства и всех их лошадей. Мы не очень нравились этим лошадям после их прежних хозяев, но они полюбят нас, так как другого им не остается. Я почти мечтал увезти с собой одну из труб-пушек на телеге, но мои герои ни за что не соглашались даже прикоснуться к ней. Это был только каприз — я не имел представления об их действии и почти никакой надежды научиться управлять ими — так что пусть остаются.

Я посматривал, не появятся ли черные рабы, но ни одного не увидел, и мы не искали их. У нас была только одна пленница, и она была моя.

Я укутал ее в меха, чтобы воины не увидели ее изумрудов и других сокровищ из драгоценностей и живой плоти и не стали завидовать. Днем я заставил ее завязать волосы куском бархата, только маска-олень была видна. Она была спокойнее днем. Я сказал ей:

— Слушайся меня, и ты в безопасности. Ты нашла меня грубым, но попытайся что-нибудь выкинуть, и окажешься во власти других, еще менее любезных, чем я.

— Это в самом деле приятная мышь, — сказала она. Потом, когда мы выходили, она насмешливо позвала меня:

— Вазкор, Вазкор.

Я не смог заставить себя ударить ее. Я был опьянен ее телом и не хотел повредить его, и она знала это, уже чувствуя свою власть, она, моя рабыня. Я взял ее за плечи и поднял над землей.

— Я тут думал, сука. Может, ты права. Может быть, твой король Вазкор — ведь он был король, золотая маска — может быть, он во мне, как говорили старики, когда упали на колени. Так вот. Зови меня этим именем. Я побью тебя, если ты будешь звать меня иначе. Я Вазкор. Как-нибудь я украду золотую маску и буду надевать ее, когда буду закупоривать тебя.

После этого она примолкла, так как была не менее противоречива, чем другие женщины.

Однако эта мысль укоренилась во мне. Если я напоминал их мертвого принца, именно его дух и направлял, должно быть, мою одержимость. Происшествия на скале не отступили в памяти, как сон, который положил им начало, но я говорил себе, что не стану раздумывать над ними. И у меня были другие проблемы, требовавшие раздумий.

Мужчины крарла встретили меня на рассвете приветственными криками, как они приветствовали бы вождя после воинственного налета. Когда они заметили, что я заполучил себе девку из городских палаток, они закричали еще громче. Я мог бы взять, что пожелаю, они не стали бы ворчать, по крайней мере в тот час, потому что я был героем, освободившим их. Позже они будут ненавидеть меня еще больше за то, что обязаны мне.

Я посадил Демиздор на лошадь. Хотя в крарлах мало женщин ездили верхом, моя женщина должна ехать верхом. Пусть она и рабыня, ее ценили в крепости.

Я не трогал ее с того первого раза. Она считала меня дикарем, псом, которого притягивал к ней сексуальный инстинкт, и я чувствовал, что она воображала, что благодаря этому она сможет вертеть мной. Поэтому я не прикасался к ней, хотя низ живота у меня сводило от желания.