Это ее дом. И она не позволит каким-то совершенно посторонним людям вести себя так, будто бы они в нем хозяева.

Не хватало.

Она потерла зудящие запястья — дом постепенно наполнялся силой, оживая, но этот вполне естественный процесс беспокоил скрытые плетения.

Надо потерпеть.

Катарина открыла шкатулку. Пара браслетов из белого золота, украшенных жемчугом и эмалью. Рисунок простой, но она сама наносила его, когда еще верила, что королеве позволено заниматься чем-то и вправду стоящим.

Металл коснулся кожи, успокаивая зуд.

Вот так.

Платье… пожалуй темно-лиловое, почти черное, напоминающее всем о трауре. И волосы зачесать гладко, убрав под черный бархатный чепец. Полупрозрачная вуаль упала на лицо, отделяя Катарину от мира. Впрочем, ненадолго, ибо вуаль Катарина откинула назад, закрепив парой жемчужных шпилек. Стоило бы горничной обзавестись, но сама мысль, что чьи-то руки вновь будут прикасаться к телу Катарины, к коже ее, к волосам, вызывал нервную дрожь.

Нет, она научилась управляться сама, и выходило неплохо.

Пудра?

Нет.

И помадой пользоваться Катарина не станет. Бледна? Пускай. Пусть считают, что она, Катарина, не совсем здорова. Здоровье в принципе донельзя удобный предлог.

— Правильно, лапонька, — Джио наблюдала за этими приготовлениями, не пытаясь помочь, за что Катарина была несказанно ей благодарна. — И голову выше. Выживем. Потерпи немножко. Браслетик не сняла?

Катарина подняла руку. Пусть нить с нанизанными на нее камнями несколько выбивалась из общего образа, но с ней Катарина чувствовала себя спокойней.

Сама Джио сменила одно темно-красное платье на другое, отличное от первого разве что более темным, в черноту, оттенком. И ожерелье из огненных опалов лишь подчеркивало, что темный отлив ткани, что белизну кожи. В полумраке Джио казалась куда более молодой.

И красивой?

Не в обычном смысле этого слово. Все же лицо ее было слишком узко и длинно, черты — неподобающе резки. Такие простительно иметь мужчинам. Но вот… клювастый нос. Резкие скулы. Темные глаза, которые и без подводки казались огромными…

При дворе у Джио имелось множество поклонников, до которых она порой снисходила.

А здесь?

Здесь, как подозревала Катарина, мьесс не оценят.

Обеденную залу привели в порядок. Почти. Во всяком случае, паутина с потолка не свисала, пыль исчезла, как и отсыревшие старые портьеры, и теперь солнце, пробиваясь сквозь окна, оживляло витражи.

А они были чудесными.

Вот дракон.

И горы.

Море. Корабль с парусами, которые пылают золотом. Далекий берег. И печальная дева на этом берегу. За ее спиной виднеется огромное древо, ветви которого расстилаются по-над головой девы, и над морем, и над кораблем, будто сами держат небосвод. А где-то дальше, на самом горизонте, обожженные солнцем плывут корабли с клювастыми головами. И видится в них что-то донельзя зловещее.

Катарина поневоле залюбовалась. И пропустила появление тетушки.

— Ах, дорогая, я так рада, что тебе стало лучше… — тетушка Лу облачилась в золотую парчу, которая, может, была бы уместна при дворе, но не на семейном ужине. — Мальчики сказали, что ты приболела, и меня это очень огорчило… очень…

Перстни и кольца.

Ожерелье на шее. Тяжелые серьги, почти достающие до покатых плеч. И кружево огромного воротника. Такие были в моде лет пять тому. Или десять даже? Господи, как давно… целая вечность, а Катарина помнит собственный воротник из тяжелого кружева, которое укрепляли железными спицами, а уже их ставили на ворот платья. И она жутко боялась, что ворот не выдержит, что спицы упадут и кружево — подарок жениха — порвется.