Он сказал, что у каждого в этом городе должно быть оружие и каждый должен уметь им пользоваться, если потребуется. И еще он сказал, что полиция гроша ломаного не стоит, когда дело касается защиты жизни обычных граждан. Слишком много времени она уделяет проституткам и наркоманам.
Где он купил оружие — попробуй догадайся.
Он часто переезжал в своей машине из штата в штат и вполне мог купить «пушку» там, где считалось, что Америка по-прежнему остается Диким Западом, где можно было ожидать, что враждебно настроенные индейцы накинутся на тебя. Уж лучше держать круговую оборону, устроенную из повозок, и достать патроны к твоему супермощному «магнуму».
Он сказал: «Я купил тебе кое-что и научу этим пользоваться».
В этом крылась известная доля иронии.
Револьвер был системы «кольт-кобра» 22-го калибра.
Он пояснил, что такой револьвер является изготовленной из алюминия моделью полицейского «кольта спешиэл» более мощного калибра. Но только дурак мог подумать, что чем больше калибр, тем лучше. 22-й мог причинить такой же вред, если не больший, чем крупнокалиберное оружие. Дело в том, что пулька меньшего калибра обладала кумулятивным действием. Иными словами, не имея достаточной мощи, чтобы пройти сквозь тело навылет, эта пулька, вращаясь, наделает больше бед во внутренних органах, чем крупнокалиберная пуля. Вызовет настоящее тотальное разрушение… Он так и сказал: разрушение, его точные слова. Разрушение. Именно это обладатель подарка и был намерен устроить нынче ночью.
В барабане револьвера помещалось шесть патронов. И весил он всего ничего: около полкило. Он выбрал барабан двухдюймовой величины, это придавало оружию дополнительное преимущество — не будет выпирать из кармана. Прелестная штучка. И научиться обращению с ней тоже оказалось на редкость просто… Он не зря тогда иронизировал.
Но сегодня — никаких шуточек.
Заранее задуманное преступное намерение. Это так, кажется, называется? Тогда, во вторник вечером, было одно дело, сегодня — другое, а именно: все будет значительно проще. Сегодня с ним был револьвер.
Здание окружали деревья, поэтому подходы к нему не раскалились за день под беспощадным солнцем. Было девять вечера, и уличная прохлада в тени кустарника возле дома напротив приятно освежала тело. Это было приятным прохлаждением — ждать здесь, под большим старым широколиственным деревом; правая рука сжимает рукоятку «кобры», указательный палец на спусковом крючке… Он выведет выгуливать собаку ровно в девять. Привычка — вторая натура: прогуливать собаку в девять, а затем лечь в постель с женой. Если, конечно, еще представится такой шанс. Через десять минут ему каюк.
Но сейчас — ждать.
Весь в черном, с ног до головы. Легкий черный спортивный костюм, черные носки и кроссовки, черная лыжная шапочка, надвинутая до ушей: поди разбери, какой у него цвет волос. Ни один пешеход, ни один мотоциклист не сможет потом точно описать.
Когда тот вышел из здания, было без двух минут девять. Он сказал что-то привратнику, который выбрался на улицу подышать воздухом, а затем направился к углу дома, ведя собаку на поводке. Восемь часов пятьдесят девять минут. Темная пустая улица — ни машин, ни прохожих… Даже привратник вернулся в подъезд… Вперед!
По диагонали пересечь улицу… Револьвер наготове…
Остановиться на тротуаре перед ним и направить на него револьвер.
— Вы с ума сошли? — сказал он.
— Да.
Спокойно, спокойно.
И выстрелил в голову четыре раза.
А потом пристрелил скулившую собаку — для ровного счета.
Этот район был заселен преимущественно итальянцами. Улица застроена в основном трех-четырехэтажными каркасными домами, на уровне мостовой — лавки и харчевни, тогда как их владельцы обитали на верхних этажах. |