|
- Я помню этот прелюд. Гершвин, кажется, сочинил его в молодости. - Да, ему было тогда двадцать восемь лет. - В начале, насколько я помню, там есть такой мотив. - И он попытался напеть; Никки и Джессика засмеялись. - Я знаю это место, пап, и, пожалуй, понимаю, почему ты его запомнил. Никки подошел к роялю и, аккомпанируя себе, запел чистым тенором: В небе звезды яркие, Берег залит луной, А я с крыльца тетушки Дины Смотрю на милый Неллин дом. Слоун сдвинул брови, напрягая память. - Где-то я это уже слышал. Это не песня ли времен гражданской войны? Никки так и просиял. - Правильно, пап! - Кажется, до меня дошло. Ты хочешь сказать, что некоторые места в этой песне похожи на Второй прелюд Гершвина. Никки покачал головой: - Все наоборот: сначала была песня. Но никто не знает, известна ли она была Гершвину и использовал ли он ее или же это просто совпадение. - И мы тоже никогда этого не узнаем. - Пораженный познаниями Никки, Слоун добавил: - Вот ведь черт! Ни он, ни Джессика не могли в точности припомнить, когда у Никки появился интерес к музыке, но во всяком случае в раннем детстве, а теперь музыка стала главным предметом его внимания. Никки потянуло к роялю, и он начал брать уроки у бывшего пианиста-концертанта, пожилого австралийца, жившего неподалеку, в Нью-Рошелл. Недели две-три назад учитель, говоривший с сильным акцентом, сказал Джессике: “У вашего сына уже сейчас недюжинные для его возраста познания в музыке. В дальнейшем перед ним может открыться несколько путей: он либо станет концертировать, либо будет композитором или даже исследователем, ученым. Но главное: музыка говорит с Николасом языком ангелов, языком радости. Она - часть его души. И я предсказываю, что она станет главным в его жизни”. Джессика взглянула на часы. - Никки, уже поздно. - Ах, мам, разреши мне побыть еще. Завтра же в школе нет занятий. - Но тебе все равно целый день надо заниматься. Так что - нет. Джессика следила за дисциплиной в семье, и Никки, пожелав родителям спокойной ночи, ушел к себе. Вскоре они услышали звуки портативной электронной клавиатуры, донесшиеся из его спальни, - Никки обычно играл на ней, когда нельзя было пользоваться роялем в гостиной. А Джессика вновь занялась мартини. Глядя, как она разливает коктейль по бокалам, Слоун думал: “Можно ли быть счастливее?” Такое чувство вызывала у него Джессика и то, как она выглядела после двадцати лет брака. Она уже не ходила с распущенными волосами и не старалась скрыть пробивавшуюся седину. Да и возле глаз у нее появились морщинки. Но фигура по-прежнему была стройная, хороших пропорций, а ноги притягивали взгляды мужчин. В общем, думал Слоун, она, право же, не изменилась, и он по-прежнему гордился женой, когда появлялся с ней в чьем-либо доме. - Похоже, у тебя был тяжелый день? - заметила она, протягивая ему бокал. - В общем - да. Ты смотрела “Новости”? - Да. Несчастные пассажиры этого самолета. Такая страшная смерть! Они ведь, должно быть, уже какое-то время знали, что у них нет шанса выжить, - сидели и ждали смерти. |
