— Мило и практично. Спорю, это тебе родители говорили? Однако ты так и не сказала, что убивать людей — неправильно.

Паршиво, что он сразу догадался, что это объяснение моих родителей, а не мое собственное. Паршиво, что у меня есть только их слова.

— Это само собой разумеется.

— Не для большинства вампиров, уверяю тебя. То, что ты говоришь, разумно, но вовсе не так убедительно, как тебе кажется. Кто-то из нас двоих ошибается насчет того, сколько вампиров убивают людей, а я точно знаю, что очень много людей убито. Я видел, как это бывает. А ты?

— Нет, никогда. Мои родители — они не такие. Они никогда никого не обидели!

— То, что ты этого не видела, не значит, что это правда.

— А ты видел? — подначила его я.

Он кивнул, и у меня в животе все опустилось. А потом Лукас сказал самое ужасное, что только мог сказать:

— Они поймали моего отца.

— О боже!

Лукас уставился в окно с еще более напряженным видом, чем до сих пор. Должно быть, мы подъезжали к эстакаде.

— Я этого не видел. Был еще совсем ребенком. Толком его и не помню. Но я видел, как вампиры нападают на других людей, и видел тела, которые после этого остаются. Это ужасно, Бьянка. Гораздо ужаснее, чем ты думаешь. Ужаснее, чем можешь себе представить. Твои родители поворачивались к тебе только хорошей стороной. А существует и отвратительная.

— Может быть, тебе довелось увидеть только отвратительную! Может быть, как раз ты и не понимаешь, в чем равновесие! — В животе у меня просто полыхало огнем, а пальцы впились в спинку пустого сиденья перед нами. Неужели нам придется сражаться, чтобы спасти свою жизнь? — Если мои родители скрывали от меня правду, может, и твоя мать скрывала правду от тебя.

— Мама ничего не приукрашивает, поверь мне. — Лукас выдохнул. — Готовься!

Автобус резко повернул, и пассажиров мотнуло из стороны в сторону. Сквозь пелену дождя я видела, как приближаются огни эстакады. Я щурилась в темноту, пытаясь различить очертания или движение — хоть какой-нибудь намек на то, что миссис Бетани поджидает нас там.

Лукас глубоко вздохнул:

— Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Еще две секунды, и автобус загрохотал под эстакадой. Ничего не случилось. Миссис Бетани все-таки повела свою группу в город.

— Мы вырвались, — прошептала я.

Лукас обнял меня, и только когда он обмяк на моем плече, я поняла, как он измучился и как сильно боится. Я гладила его по волосам, чтобы хоть немного успокоить. Сейчас следовало отложить на потом все споры, все разговоры о «Вечной ночи», Черном Кресте и о том, что нас разделяет. Пока значение имело только одно — мы в безопасности. Я была в Бостоне очень давно, еще совсем маленькой, и очень смутно помнила, что такое большой город по сравнению с нашими окрестностями — шум, мусор, асфальт и светофоры вместо земли и деревьев. А еще везде огни, такие яркие, что затмевали звезды. Я собиралась с силами, ожидая неизбежного приступа паники, но к тому времени, как мы добрались до места — до пригорода, причем, насколько я видела, совершенно отвратительного пригорода, — было уже поздно и мы оба окончательно измучились. Я уже ничего не боялась, потому что почти ничего не чувствовала.

— Нужно решить, что мы сейчас будем делать. — Это были первые слова, произнесенные Лукасом, когда мы вышли из автобуса. По-прежнему крепко держась за руки, мы с ним пробирались сквозь толпу жуликоватых типов, одетых в слишком просторную для них одежду, смеявшихся слишком громко и внимательно оглядывавших каждую машину, вывернувшуюся из-за угла. — Нас заберут отсюда только утром, не раньше.