Изменить размер шрифта - +
Боль вырывается наружу. Я вскакиваю на ноги, хватаю отца, протирающего салфеткой красные глаза, за дорогую рубашку и среди всей какофонии своих беспорядочных мыслей отчётливо слышу, как трещит и разрывается её ткань, как лопаются нитки:

— Что ты сказал? Повтори ещё раз: Ева мне кто?

— Сестра! Твоя сестра-близнец…

Он произносит это таким спокойным тоном, как нечто обыденное, обыкновенное. Как нечто само собой разумеющееся и не требующее осмысления.

— Отпусти мою рубашку, Дамиен! — его голос грудной, мощный.

Но Дамиена больше нет. Дамиен уничтожен. Есть только безумец, растерянно пытающийся найти выход из окружающего его хаоса. Уцепиться за нить, ведущую в адекватную реальность.

Девушка, которую я люблю больше жизни, женщина, с которой столько раз занимался сексом и видел женой и матерью наших детей, душа, от которой я вот уже год не могу оторваться — моя родная сестра-близнец?

 

Ева

— У вас одни родители, одна кровь, одинаковый ДНК! Я не знаю, как ещё тебе объяснить это, Ева! — мать почти орёт. Визжит, как белка.

Мгновения мы смотрим друг на друга в упор. Мне кажется, что в моих венах лёд: часть меня уже всё поняла, но другая отказывается верить, принимать.

— Вы с Дамиеном родные брат и сестра! — повторяет.

А для меня эти слова всё равно, что нож гильотины. Ещё раз голова с плеч, и только звон в ушах. Странно, что я всё ещё могу жить.

Мир остановился. Время впервые в истории Вселенной прекратило свой ход, сделав это исключение для одной очень маленькой девочки, почти микроскопической, чтобы дать возможность её огромному, переполненному чувственной привязанностью сердцу осознать невероятное.

Невозможное.

Недопустимое.

То, что разрушит её мир, разобьёт все до единой мечты и на долгие годы повергнет в глубочайшую яму депрессии.

Перед глазами Дамиен, крушащий кухню, разбивающий посуду, технику, ломающий мебель. Фатальные удары металлического барного стула о гранит стойки и белые дверцы шкафчиков. Посудомоечная машина помята, холодильник открылся, не выдержав побоев, и растерял содержимое, тонкий экран телевизора — вдребезги.

Но главное — взгляд: затравленный, болезненный, не взгляд — крик. Отчаянный душевный вопль. Блеск влаги в глазах.

И его слова родителям:

— Я ненавижу вас обоих! ОБОИХ!

Сказал, будто проклял их.

Проклял.

И боль, моя ни с чем не сравнимая боль в тот момент, когда он шарахнулся от меня, отступал, пятился к двери, глядя в глаза. В последний раз глядя.

Мой Дамиен. Мой мужчина. Мой родной брат.

Есть в человеческой способности мыслить такое явление, как логика, и вот, моё стремительно тонущее в боли сознание пытается за неё цепляться, стараясь найти отдушину, лазейку, нечто, хоть что-то, дающее надежду:

— Это невозможно! Мы рождены в разные дни, ты не могла родить одновременно от разных мужчин… если бы у нас была разница в возрасте, то тогда… а так… Ты всё это выдумала! Я знаю, вы не хотите, чтобы мы были вместе, только я не понимаю почему!!! За что вы нас так ненавидите?

Я рыдаю, у меня истерика. Мать пытается обнять, утешить, её ладони на моих руках, голове, спине — они повсюду, их цель — создать для меня спасительный кокон, который пусть не убережёт от боли, но, по крайней мере, поможет её пережить:

— Ева, вы близнецы… Ты родилась первой, а Дамиен — всего на двадцать три минуты позднее, но уже в другой календарный день, понимаешь?

Понимаю ли я?

Не знаю, сколько времени прошло, но тогда мне казалось, это была вечность. Впадина безвременья, разделяющая настоящее и прошлое, любовь и бесконечную бездну потрясения. Голос матери, нежный и, как никогда, спокойный, вынимает меня из забытья:

— Мне было шестнадцать, когда я впервые встретила Дэвида, в семнадцать мы стали парой, а в девятнадцать, порушив все наши планы, у нас родилась двойня.

Быстрый переход