Откуда тогда появились потомки предков, исчезнувших так давно, если ничто их не связывало? Лучше занять выжидательную позицию, чем согласиться с таким абсурдом. То, что из ряда вон выходящие факты пока не имеют объяснения, не означает, что они не будут растолкованы никогда. Однажды все станет на свои места. А до тех пор лучше не принимать их во внимание и не отходить от принципов, полностью устраивающих нормальный, незамутненный разум.
Жизнь планеты делится на две основные эры: дочеловеческую и человеческую. Во время первой Земля пребывала в состоянии постоянной трансформации и по этой причине была непригодна для жизни и необитаема. Во второй — земная кора стабилизировалась. Вскоре на этой солидной основе возникла жизнь. Она начиналась с самых простых форм, постепенно усложнялась, чтобы в конце концов воплотиться в человеке — последнем и совершенном венце творения. Едва появившись на Земле, человек начал свое неудержимое восхождение. Медленным, но уверенным шагом он шел и идет к своей цели — полному познанию и подчинению Вселенной…
Разгоряченный убедительностью таких доводов, Софр прошел мимо собственного дома, потом резко развернулся, продолжая ворчать:
— Каково! Согласиться, что уже сорок тысяч лет назад существовала цивилизация, подобная той, к которой мы только стремимся, а может, и превосходящая ее; что знания и достижения человека того времени бесследно испарились, что вынудило его потомков начинать с нуля, словно пионеров в необитаемом мире? Признать это означало бы поставить крест на будущем, смириться с тем, что все наши усилия тщетны, а прогресс — столь же непрочная и ненадежная вещь, как хлопья пены на гребне волны!
Софр остановился у порога.
— Упса ни! Харшток!.. (Нет, нет! Поистине!) Андарт мир, хое сфа! (Человек — хозяин мира!) — пробормотал он, толкая дверь.
Передохнув несколько минут, зартог славно отобедал, а затем прилег, намереваясь, как обычно, поспать. Но вопросы, преследовавшие его на подходе к дому, продолжали осаждать разум и прогоняли сон.
Каким бы жгучим ни было желание ученого установить безупречную взаимосвязь в природе, он обладал достаточно критическим умом, чтобы признать, как слаба его система в отношении происхождения и формирования человека. Загонять факты в рамки заданной гипотезы — таким способом можно доказывать свою правоту другим, но не себе.
Если бы Софр был не именитым зартогом, а принадлежал к необразованному классу, он не ощущал бы такого смущения. В самом деле, народ, не теряя времени на глубокомысленные теории и не мудрствуя лукаво, довольствовался старыми добрыми легендами, передававшимися с незапамятных времен от отца к сыну. Объясняя одно таинство другим, древнее сказание приписывало зачатие первого человека вмешательству высшей воли. Однажды внеземная сила сотворила из ничего Хедома и Хиву, мужчину и женщину; их потомки населяли теперь Землю. Все очень просто.
Слишком просто! — думал Софр. Когда отчаиваются понять какое-нибудь явление, его легко объясняют вмешательством богов, и, значит, бесполезно искать решение загадок Вселенной; проблемы, не успев возникнуть, отпадают сами собой.
Был ли серьезным доводом тот факт, что народная легенда просуществовала до сих пор? Но ведь она возникла на пустом месте. Это только традиция, рожденная в давние невежественные времена и передававшаяся от поколения к поколению. А это имя — Хедом! Откуда взялось столь странное слово с чуждыми звуками? Оно не могло принадлежать языку Андарт-Итен-Шу! Перед одной этой маленькой филологической трудностью несчетное множество ученых бледнело и краснело, не в силах найти убедительный ответ… Какая чушь! Подобная ерунда недостойна внимания уважаемого зартога!
Следуя обыкновенному распорядку дня, раздраженный Софр спустился в сад. Клонившееся к западу солнце было уже не столь жарким; вялые дуновения бриза доносились с побережья Спон-Шу. |