У первой отец был журналистом-международником, у второй мать эстрадная певица. Но в кругу тех, кто мог прийти к Гаскониной домой, была и Васенкина, отца она не знала, ее мать работала уборщицей на рынке. Нина была при Любе кем-то вроде горничной, таскала ее портфель, занимала для Гаскониной очередь в буфете, писала контрольные по всем предметам, доклады, кидалась с кулаками на тех, кто смеялся над Любой, обзывал ее надутой индюшкой. За преданность «королева» иногда дарила «прислуге» свои старые вещи. А та, получив их, светилась от счастья.
– Любовь подпускала к себе либо детей знаменитостей, либо тех, кто ей ботинки чистил? – спросил Дмитриев.
– Именно так, – согласилась я. – Гасконина полагала, что роль ее портфеленосицы очень почетна, поэтому никто от нее отказаться права не имеет. Как-то раз она ко мне подошла с вопросом: «Вилка! Правда, что ты из княжеского рода, твои родители умерли, а тебя отправили в детдом?» Я, тогда маленькая, ничего про князей Таракановых не слышала, известную картину Флавицкого не видела, о том, что мой папенька Ленинид вор и сидит на зоне, а матушка бросила меня в младенческом возрасте, понятия не имела. Поэтому ответила:
– Мои родители умерли. Я никогда их не видела. В детдоме не жила. Меня воспитывает тетя Рая.
– И кто она? – поинтересовалась Люба.
Я удивилась.
– Женщина.
– Ау, Тараканова, кем она работает? – засмеялась Гасконина.
– Дворником, – пояснила я, – еще людям квартиры убирает.
– А-а-а, – протянула одноклассница, – ясненько. Вилка, сегодня ты отнесешь домой мой пакет со сменкой.
Я пожала плечами.
– На фига мне твои туфли тащить? Свои есть.
– Балда, – рассердилась Люба, – доставишь их ко мне в квартиру.
– У тебя что, руки отвалились? – осведомилась я. – Вроде пока на месте. Сама отопрешь.
На лице Гаскониной появилось удивление.
– Ты отказываешься?
– Если ты заболела и вежливо попросишь дотащить свою сумку к тебе домой, то пожалуйста, – ответила я, – но приказывать мне ты права не имеешь.
Люба быстро ушла, и несколько лет у нас с ней были ровные отношения: ни мира, ни войны. Мы здоровались, но и только. После окончания восьмого класса дневники нам выдавали в день рождения Любы, ее родители устроили громкий праздник, пригласили артистов, накрыли столы. Еще они придумали шутливое вручение дипломов всем детям. Но юмор оказался с душком. Девочке из очень бедной многодетной семьи Оле Тарасовой, которая всегда потихоньку забирала в столовой с тарелок не съеденные кем-то пирожки, булочки, вручили лист с надписью «Лучший друг огрызков».
– Не смешно, – поморщился Степан.
– По-моему, тоже, – вздохнула я, – но подруги Гаскониной очень громко хохотали. Учителя молчали. Сейчас я понимаю, что они не решились ссориться с влиятельными родителями, которые за свой счет устроили торжество, угостили детей и педагогов.
– А что тебе дали? – поинтересовался муж.
– Диплом «Самая экономная в классе девочка, которая пять лет носит одно и то же платье», – ответила я.
– Да они хамы! – возмутился Дмитриев.
Я усмехнулась.
– Некоторые люди любят говорить другим гадости, а когда на них обижаются, округляют глаза: «Да ты совсем без чувства юмора». Недавно я готовила обед, включила от скуки телевизор, а там какой-то паренек со странным именем, что-то вроде «Модный хулиган», сыпал пакостями в адрес одной певицы. |