Лицо Жанны исказила гримаса боли. Она никогда не забудет ни криков ее ребенка, причину которых не могла понять, пока не увидела, что у него сломаны все ребра, ни ужасного замешательства его няньки, которая флиртовала с одним молодым придворным и бросила ему ребенка в окно, словно мяч, а он, к сожалению, не сумел его поймать.

Генрих саркастически наблюдал за ней.

– Мне кажется, дочь моя, – проговорил он, – мальчику безопаснее находиться в моих руках, а не в твоих.

Он ждал ее возражений. Она никогда не отличалась кротостью. Генрих всегда помнил, как Жанна наотрез отказалась выйти замуж за герцога де Клева, хотя этот брак был тому обещан, и молча снесла нанесенные ей удары отца, от которых на ее хрупком теле остались кровавые рубцы. Она была в большей степени его дочерью, чем матери, и он понимал ее так, как никогда не понимал Маргариту, которая была гораздо ближе к своему брату, Франциску I, чем к нему или к Жанне.

У Жанны хватило мудрости понять все это, и она не стала возражать, как обычно. Вообще Жанна всегда отличалась достаточной рассудительностью, чтобы в сложной ситуации принять самое разумное решение. И на сей раз не разочаровала Генриха, когда родила ему внука.

Воспитание будущего короля Наварры было в его руках.

Глава 2

ЛЮБОВНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРИНЦА

Молодой Генрих с небольшой компанией приятелей и слуг, смеясь и распевая песни, скакал в Нерак. Находиться в свите принца всем было приятно, потому что он обладал самым что ни на есть компанейским характером.

Никто в Наварре больше него не отдавался радостям жизни, а ему нравилось, когда у всех находящихся с ним рядом было такое же хорошее настроение, как у него самого. Добродушный и дружелюбный, Генрих в то же время был отчаянным храбрецом и вызывал неподдельное восхищение у своих приятелей, когда они вместе охотились в горах. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем охота в Пиренеях на медведей, волков и серн; он с детских лет научился ловко карабкаться босиком по камням. Королевский внук играючи переносил лишения и не требовал для себя никаких привилегий, а когда вместе со своими спутниками задерживались в горах на несколько дней и у них заканчивалась еда, делился последним куском со своими слугами. На ногах у него были тяжелые, покрытые пылью сапоги, и порой странники по ошибке принимали его за простого парня. Но его это мало беспокоило. Такие происшествия Генриха лишь забавляли.

У него на губах всегда играла ироническая улыбка, как будто он все время с удовольствием над чем-то посмеивался. Ничто не забавляло его больше, чем возможность сбить с кого-то спесь, и он так же весело смеялся удачной шутке, направленной против него самого.

Таких, каким рос Генрих, его дед называл настоящими мужчинами, и внук все больше и больше на него походил. Возможно, у него был более легкий характер, возможно, он отличался более острым умом, потому что, стремясь все и всегда делать по-своему, тем не менее находил учебу очень интересной. Наверное, Генрих никогда не смог сравняться интеллектом со своей бабушкой, Маргаритой Валуа, ну а кто во Франции смог бы? Маргарита была исключением, но она передала внуку часть своей любви к наукам и искусствам.

Была и еще одна особенность, которую Генрих унаследовал от деда, и она дала о себе знать уже в его юные годы – любовь к прекрасному полу. Женщины его пленяли, и когда они начинали понимать, какие чувства им овладевают, то тоже испытывали к нему влечение, и эта симпатия практически всегда была взаимной.

Даже когда Генрих был совсем маленьким, его большие темные глаза под высоким лбом, увенчанным шевелюрой густых вьющихся черных волос, привлекали женские взоры. Он улыбался им, любопытства ради дотрагивался пальцами до их грудей, и благодаря своему пытливому уму быстро понял, какое место в его жизни займут женщины.