— Слушаюсь! — по-военному отрапортовал Афанасий Иванович и улыбнулся: — Я им еще скажу, что директор у нас не все понимает, но есть надежда, что со временем начнет понимать! Вот обрадуются!

ГРАФ ВОЛОДЯ

Володя числился техником и танцевал в ансамбле заводского Дома культуры. Танцевал здорово, и настолько, что его пригласили в балетную труппу местного театра музыкальной комедии. Зарабатывать он стал поменьше, зато официально был оформлен артистом. Володя танцевал матросов, монтажников, разбойников и особенно удачно графов. К его статной фигуре и тонким чертам лица очень подходили фрак, цилиндр, манишка, белые перчатки и тросточка.

— Ну прямо вылитый граф! — говорила ему после спектакля старая реквизиторша Анастасия Павловна. — Только не хватает горбинки на носу! А в остальном чистая графская порода!

Володя смеялся над ее словами, вспоминая рабоче-крестьянские родословные отца и матери. Графов он не то чтобы презирал, но не считал достойными людьми, будучи знаком с ними по опереттам, где они были в основном кутилами, мотами и весьма недалекими субъектами.

Володя освобождался от фрака, манишки, снимал шляпу, перчатки, откладывал в сторону тросточку и, натянув свой пиджачок, чувствовал себя преотлично и, самое главное, спокойно. Дома лежал диплом техника, и Володя знал, что, как бы ни сложилась его актерская карьера, он в жизни не пропадет.

Было уже десять вечера. Автобусы ходили редко. Такси проносились мимо. Володя шел домой пешком мимо чудом сохранившейся стены бывшего городского кремля и высоченного действующего собора, привлекавшего основное внимание интуристов, минуя ресторан, откуда доносилась современная музыка, где танцевала и, по всей видимости, находилась Лилька — красивая девушка, тайно любимая им, но не обращающая на него никакого внимания. Володе захотелось зайти в ресторан, но, чтобы попасть туда и получить место, нужно было дать рубль швейцару и три официанту. Володя не был жадным человеком, но ему претили купеческо-княжеские замашки, и он шел домой, вдыхая свежий весенний воздух, и на душе его разливалась благодать при мыслях о том, что в новом сезоне «Спартак» заиграет еще лучше.

Таким образом Володя проводил почти каждый вечер, но однажды случилось непредвиденное. Реквизиторша Анастасия Павловна, страдающая прогрессирующим склерозом, ушла из театра, захватив ключи от гримерных, где лежали вещи артистов: Стали искать слесаря, но Володя, не дождавшись его прихода, вышел на улицу во фраке, цилиндре и с тросточкой в руках.

Не прошагал он и ста метров, как рядом с ним затормозило такси и водитель вежливо приоткрыл дверцу:

— Бонжур, садитесь!

Володя оторопел от этих слов, но, догадавшись, что его приняли за иностранца, взял себя в руки и небрежно бросил водителю: «Езжайте, езжайте!» — чем заставил его вздрогнуть и так же вежливо прикрыть дверцу.

«А я и взаправду артист!» — улыбнулся про себя Володя, остановившись у входа в ресторан и лениво вертя в руках тросточку.

Швейцар вытянулся перед ним по струнке и вместо выкрика: «Местов нету!» — поклонился и широко распахнул дверь. Через несколько минут Володя уже сидел за столиком у самой эстрады.

— Чего изволите? — заговорщически прошептал ему официант, с уважением поглядывая на фалды фрака. — Могу сделать севрюжку горячего копчения!

— А сельдь по-французски можете? — с прононсом произнес Володя.

— Сельдь? Селедку, наверно? — вслух подумал официант и извинительно вымолвил: — Простите, имеется только иваси.

— Так и быть, посмотрим, что это за продукт, — снисходительно согласился Володя.