— Кто говорит?

— Ваш друг говорит. Вы должны меня помнить. Вместе ехали в поезде. В вагоне-ресторане. Помните?

— В каком вагоне?

— Ладно. Слушайте меня: Даша вернется. Она у матери. Где ей еще быть. Вы напишите, что перестанете мотаться, что будете всегда с ней. Она вернется. Вот увидите!

— Кто это говорит?

— Степан Мышкин из Николы Ямы!

— Откуда?

— Из Николы Ямы.

— Вас Даша просила позвонить?

— Нет, я сам по себе.

— Сам?

— Сам!

— Значит, советуете написать?

— Обязательно.

— А на вас сослаться можно?

— Говорите три минуты, — предупредила телефонистка.

— Можно!

— Еще раз повторите, кто вы и откуда?

— Степан Мышкин из Николы Ямы.

— Спасибо, Степан. Звони! — обрадованно просипел голос.

— Буду звонить, до свидания! — сказал Мышкин, аккуратно положил трубку и радостный вышел из почты.

«Ну вот и дозвонился. Есть у меня друг в Москве! Пусть званьем не высок, но друг! А ты, дорогой товарищ дипломат, заранее извини, если я тебе теперь звонить не стану. Больно ты занят. Но я на тебя не в обиде. Я понимаю — в посольстве дел много, бесконечные приемы с висками и устрицами. Я был в Москве и слышал, как на улице Герцена по микрофону говорили: «Машину посла Швеции к подъезду! Машину посла Кении к подъезду!» Лишней минуты у вас нету. Машину прямо к подъезду подают, чтобы вы попусту время не теряли. И вообще всю страну нашу за границей представлять — ох и трудное дело! Ответственность какая! Я понимаю. Ухо держи востро! Каждое слово, прежде чем сказать, ночь не спишь, обдумываешь. А то как же. Им только дай повод. И на приемах себя сдерживать надо. Виски не пей. Только шампанское пригуби, и все. Чтобы они чего не подумали. И, с другой стороны, под хмельком контроль над собой теряешь, можешь какой секрет выболтать или даже тайну. А они хитрые — прямо тебе на подносе несут бокалы, мол, пейте сколько хотите, у нас еще есть! И закуски настоящей не дают. Одни устрицы. Нет чтобы хлеба с маслицем поднести или горячей картошки с селедочкой и огурцом, нет, суют тебе сырых лягушек, зная, что ты эту пищу не употребляешь, и надеясь, что ты без закуски окосеешь и покажешь нашу страну в невыгодном свете. Я понимаю. Я телевизор смотрю каждый вечер и их повадки знаю. Трудно тебе, товарищ дипломат. Но ты им не поддавайся, помни, что у тебя в Николы Яме есть хороший друг Степан Мышкин, и если что потребуется, то не стесняйся, звони или телеграмму отбей. Я тебе ни в чем не откажу. Даже в долг дам без всякой расписки, за одно честное слово. А звонить, извини, больше не буду. Забот у тебя много, не до меня».

Поговорил Степан с москвичами, поднялось у него настроение, осмелел он настолько, что когда повстречал трех друзей, то уверенно подошел к ним и сказал:

— Я с вами пройдусь!

— Пройдемся, — улыбнулся один из них. — Будешь четвертым. У нас это не возбраняется!

ВЕЧНЫЙ ВСАДНИК

Молодой учитель литературы Игорь Анатольевич пристально вглядывался в очертания Машука, затем его воображение рисовало гору Бештау, а между ними облик молодого, грустного Лермонтова, каким он, возможно, и выглядел в тот момент, когда интуитивно чувствовал близкую гибель.

Игорь Анатольевич попытался представить себе Лермонтова старым, но не смог. Еще труднее было смириться с мыслью, что он давно ушел из жизни, поверить в это здесь, в Пятигорске, где каждый день из уст экскурсоводов и отдыхающих звучали его стихи и имя.