Они одни в бескрайнем море, и никто не спешит им на помощь. Почему никто? Тут нужно открыть книжку умного и доброго писателя или напеть песню знакомого композитора — и улетучится одиночество, и корабль сдвинется с места, и ветер наполнит его паруса.
— Я вас, наверно, замучил разговорами, — остановился писатель. — Давайте позавтракаем.
— Я уже завтракал, — сказал Лешка.
— Может, отметим встречу? — предложил писатель.
— Не могу, — сказал Лешка, — у меня сегодня такой день, что не могу.
— Тогда подогрею чай, у меня индийский! — похвастался писатель.
— От чая не откажусь, — улыбнулся Лешка, и ему показалось, что он знает этого человека давно, с момента, когда впервые увидел его и услышал, о чем говорит, что отстаивает.
И встретились теперь они вовсе не случайно. Писатель остановил машину, увидев его расстроенное лицо, мечущийся взгляд, остановил потому, что добрый, отзывчивый человек, а остальное — это уже совпадение. Лешка почувствовал себя увереннее и решил никому не рассказывать о том, что с ним произошло. Пусть писатель увидит, что буровики люди твердого духа.
— Я все не решаюсь спросить, как у вас дела. Вчера мне показалось, что вы были чем-то обескуражены, — сказал писатель.
— Вам показалось, — уверенно произнес Лешка. — Дела мои прекрасные!
— Не сомневаюсь, — пристально посмотрел на Лешку писатель. — Но, может, с вами все-таки что-нибудь случилось?
— Что может со мной произойти?! — манерно вымолвил Лешка и начал рассказывать о Тихонове, о Пряжникове, о других членах бригады, о их героических делах.
Рассказал о снабженце Григории Осиповиче, который где-то чудом раздобыл для них шпроты и хвастался, что этих банок больше нет ни у кого в округе радиусом в сотню километров. Рассказал о поварихе Вальке, маленькой некрасивой девушке, уехавшей подальше от неудачной любви к ним на Север и готовящей из незамысловатых продуктов отличные супы, а из морской рыбы блюда, отведав которые оближешь пальчики, а когда дошел до Зинки, то восторгался ею долго, говорил, что она писаная красавица и большая умница, что такую девушку не найдешь даже в Москве, и тут неожиданно погрустнел, но быстро взял себя в руки и снова заулыбался.
— Я хочу вам помочь, — тихо сказал писатель, выслушав Лешку.
— Нам? Помочь?! — удивился Лешка. — Одна студентка уже хотела.
— И я тоже хочу, — спокойно произнес писатель. — В одной области есть дорога, ведущая к туристическому центру, и среди людей, живущих на этой дороге, бытует выражение: «дом на трассе». По негласному указанию все заборы и фасады каждого такого дома радуют глаз свежей краской, заборы ровные, крепкие, без дыр, фасады отремонтированы, выглядят браво и туристам, проезжающим по этой трассе, предстают чуть ли не образцовыми. А что за фасадами этих домов — с трассы не видно, но это не значит, что все в порядке и не осел фундамент или не прохудилась крыша. Меня не столько интересует мнение туристов об этом «доме на трассе», сколько его общее состояние. Может, в нем накопился сор, который боятся выметать, чтобы не испортить впечатление туристов. Но если вымести сор из каждой избы, то в ней станет чище и будет дышаться легче. Это элементарно. Я хочу, чтобы улучшилась жизнь в каждом доме, и не когда-нибудь, а сегодня. В жизни без трудностей, без конфликтов не бывает. Мне интересно знать, что у вас не получается, что вам мешает.
— Мешает? — задумался Лешка. — Надо у Тихонова спросить.
— А сами вы не знаете?
— Знаю. |