Рубец на щеке оставался пока красным и вздутым, на левый глаз страшно было смотреть, но Касваллон остался доволен волевым подбородком, прямой осанкой и тем, что парень глядел ему прямо в лицо.
— Я принес тебе кое-что из одежды.
— Мне и своей хватает, спасибо.
— Может, и хватает, но в такой серой изношенной рубахе ходить не годится, да босиком по горам далеко не уйдешь: тут и острые камни, и ежевика. Без пояса с ножом жить опять-таки затруднительно.
— Еще раз большое спасибо. Я расплачусь с вами, как только смогу.
— Как скажешь. Примерь-ка. — Касваллон бросил Гаэлену зеленую шерстяную рубашку с кожаной оторочкой и кожаными накладками на локтях и плечах.
Гаэлен скинул свою серую и натянул эту. Она оказалась ему как раз впору, и таких красивых вещей он никогда еще не носил. Стянув на поясе мешковатые зеленые штаны, он сел рядом с Касваллоном, чтобы зашнуровать их. В завершение горец вручил ему пару мягких кожаных башмаков и широкий белый пояс, на котором висел в ножнах клинок с костяной рукояткой. Башмаки оказались тесноваты, но Касваллон сказал, что они скоро разносятся. Гаэлен обнажил нож, обоюдоострый и загнутый как полумесяц.
— Одна сторона, чтобы резать дерево и скоблить шкуры, вторая для свежевания. Как оружие этот нож тоже неплох. Держи его острым — точи каждый раз перед тем, как спать ляжешь.
Гаэлен нехотя вернул клинок в ножны и подпоясался.
— Зачем вы все это для меня делаете?
— Хороший вопрос, и я рад, что ты начал с него. Вот только ответа у меня нет. Я видел, как ты полз, и восхищался твоим мужеством, пересилившим боль и слабость. Потом ты добрался до леса и тем самым сделался сыном гор. Теперь клан за тебя в ответе — так я толкую закон. Я всего лишь сделал еще один шаг и взял тебя к себе в дом.
— Мне не нужен отец. У меня никогда его не было.
— А у меня уже есть сын, родной сын, только это никакого значения не имеет. По клановому закону я называюсь твоим отцом, поскольку за тебя отвечаю. По закону равнин, если аэниры еще не отменили его, я бы, наверное, считался твоим опекуном. Все это означает, что я должен воспитать тебя и сделать мужчиной. После этого ты, хочешь не хочешь, будешь жить уже сам по себе.
— А как вы собираетесь меня воспитывать?
— Я научу тебя охотиться, сеять, различать приметы. Научу разбираться в погоде и в людях. Научу драться и скажу — что еще важней, — когда это следует делать. А самое главное, научу тебя думать.
— Думать я умею и так.
— Ты умеешь думать как городской сирота и вор. Посмотри вокруг и скажи, что ты видишь.
— Горы и деревья, — не глядя, выпалил мальчик.
— Э, нет. У каждой горы свое имя и своя репутация, а вместе они означают одно — родной дом.
— Это не мой дом. — Гаэлену стало вдруг неуютно в новой нарядной одежде. — Я городской житель и не знаю, выйдет ли из меня горец. Не знаю даже, хочу ли им становиться.
— Что же ты тогда знаешь?
— Ненавижу аэниров. Всех бы их перебил.
— Ты хочешь стать большим и сильным, оседлать вороного коня и совершить набег на селение аэниров?
— Да, хочу.
— Ты готов перебить всех, кто там есть?
— Да.
— Ты прикажешь аэнирскому мальчику бежать, погонишься за ним и вонзишь копье ему в спину?
— НЕТ! — выкрикнул Гаэлен. — Никогда!
— Рад слышать. Ни один горец этого бы не сделал. У нас, Гаэлен, тебе поневоле придется вступить в бой с аэнирами, но я к тому времени покажу тебе, как это делается. И вот тебе первый урок: откажись от ненависти. |