Пока они ждали, Касваллон посадил щенка на колени и стал жевать полоску говядины.
— Дай ему тоже, — попросил Гаэлен. — Он же голоден.
— Я для него и стараюсь. Готовлю жвачку, как сделала бы его мать.
Касваллон вынул изо рта прожеванное мясо и дал щенку. Тот высунул язычок, сморщил нос, попробовал и уронил голову на руку Касваллона.
— Все равно жестковато, — сказал горец. — Но видишь, какие у него лапы? Большой вырастет. На, подержи.
Щенок заскулил было, но успокоился, когда Гаэлен стал его гладить.
— Наполовину волк, как я и думал. Но в нем и от собаки достаточно, а значит, поддается выучке. Хочешь оставить его себе?
Гаэлен поднял щенка высоко, заглянул в его карие глазки. Этот песик был сиротой, как и он, и тоже боролся за жизнь.
— Он дитя гор, и я усыновляю его. Я ведь имею на это право?
— Имеешь, — строго сказал Касваллон, — но сначала надо, чтобы он выжил.
Когда суп стал чуть теплым, он передал котелок Гаэлену.
— Окуни туда мизинец и дай ему облизать. Он еще слишком мал, иначе его не накормишь.
Гаэлен так и сделал. Песик снова сморщил нос, понюхал и начал лизать. Гаэлен кормил его, пока тот не уснул у него на руках.
— Думаешь, он будет жить?
— Не знаю. Завтра еще что-нибудь сообразим.
— Хоть бы выжил.
— Надежда сродни молитве — глядишь, твое желание и исполнится. Посиди тут, я скоро. — Касваллон ушел в лес.
Солнце давно зашло, но луна стояла высоко и светила ярко. Гаэлен сидел, прислонившись к дереву, и смотрел на мерцающие угли костра. Такой жизни, такого мира он никогда прежде не знал. Щенок закопошился во сне, и Гаэлен рассеянно погладил его. Горы чернели на небе, как зубчатая стена, способная заслонить от всего плохого, что есть на свете.
Касваллон вернулся, сел рядом.
— Небольшое затруднение, Гаэлен. Я еще днем заметил на опушке чьи-то следы, но отвлекся, пока мы искали щенка. Сейчас я прошел до мягкой земли, где отпечатки видны лучше. Эти люди ходят в подбитых гвоздями сапогах, а не в мягких постолах, как все горцы.
— Кто же они?
— Аэниры. Здесь, в наших горах.
Утром Гаэлен опять покормил щенка супом, разогрев остатки на тлеющих углях костра. Ужас, который он испытал ночью, успел остыть и не мешал мыслить ясно.
— Сколько их всего? — спросил он.
— Человек двадцать. Думаю, это просто разведчики, но и они могут натворить бед, поскольку идут в глубину фарленских земель. Будем держаться настороже, избегая открытых мест. Ты только не бойся: это мои горы, врасплох нас никто не застанет.
— А я и не боюсь больше, — сказал Гаэлен, глядя Касваллону прямо в глаза. — Это ночью я трясся, а днем готов ко всему.
— Вот и хорошо. — Касваллон взял свой посох, взвалил на плечи котомку. — Давай выбросим аэниров из головы, и я покажу тебе одно чудо.
— Какое?
— Имей терпение. Скоро сам увидишь.
Гаэлен взял щенка, и они зашагали на запад.
Все утро они то поднимались по склону, то спускались в зеленые долины. Наконец за песчаниковыми утесами перевала до них донесся рокот, подобный отдаленному грому.
— Это зверь так рычит? — заволновался Гаэлен.
— Нет, хотя предания говорят иначе. Сейчас ты увидишь место, где зародилось множество мифов. Один из них гласит, что Атафосс — радужный мост к жилищу богов.
Гром нарастал внизу, справа от них. Спустившись боком по осыпи на край каменного карниза, Касваллон снял котомку, поманил Гаэлена к себе — и тот понял, что никогда не забудет мгновения, когда увидел Атафосский водопад во всей его грозной красе. |