|
И я, поразмыслив, даже согласилась с ней. Наверняка помешать моему исчезновению захотят и Левин, и мама, а как легко вертит миром вокруг себя надзирающий инспектор, я уже поняла. Матушка же… Подчас мне казалось, она действительно могла перевернуть мир, стоит только ей заполучить ту самую злосчастную точку опоры. Машина может сломаться по дороге, такси попадет в пробку, что угодно может произойти. И вряд ли мне удастся с успехом противостоять хотя бы одному из таких противников. Но вот с помощью Яны крохотный шанс на побег оставался.
В машине я прикрыла глаза, и перед мысленным взором встал пляж с белым песком и волны, бьющиеся о берег. Практически рай по сравнению с поздней сибирской осенью, надежда на безопасность и покой. Только бы выбраться отсюда, сбежать хотя бы ненадолго. Мы уже переехали на другой берег реки, одолев весомую часть пути до аэропорта, когда я ощутила пресс чужой силы, которая пыталась перемолоть волю. Это была магия, бездушная машина, подчиненная правилам и законам. Левин действовал резко и бесцеремонно, как и следовало из его натуры. Мама пыталась заморочить, закрыть путь непреклонно, но все же мягко, не желая даже в малом навредить своим колдовством единственному ребенку. И две эти равновеликие силы мешали мне осуществить задуманное. — Да сопротивляйся же ты, — прикрикнула на меня побледневшая Яна, с отчаянием глядя на стоящий перед нами ряд машин. Я сжала кулаки, с отчаянием призывая на помощь те самые потусторонние силы, которые были даны мне от рождения. Мне никогда не составляло труда обратить свое ведьминское мастерство ради чужого блага или чужой выгоды, однако использовать чары для себя так и не научилась. Видимо, пришло время. Ведьмам подчас не нужны заговоры, заклинания, как нечто устоявшееся, проверенное поколениями предшественников, пусть маги заковывают себя в оковы косности, нам достаточно порой воли, вдохновения и… времени, чтобы сформулировать свое желание. — Скатертью дорога… На все воля моя… — проговаривала я отрывки, кажется, не особенно связные, даже не вдумываясь в то, как звучала моя полубезумная тарабарщина. Главное, пробки перед нами начали рассасываться, автомобиль Яны не вело так сильно на покрытом ледяной коркой асфальте, и уже не казалось, будто нас в любой момент может раздавить чужой враждебной силой. — Вот можешь же, когда хочешь, — довольно фыркнула подруга, чуть прибавляя скорости. — Как ты вообще дожила до своих лет, такая безответная? Если бы мне еще самой знать. Выросла и выросла. — Долго еще? — хриплым шепотом выдохнула я. Кровь набатом стучала в висках. Сколько мне еще удастся сдерживать натиск и надзирающего инспектора и собственной матери разом? И что будет, когда силы меня все-таки оставят? — Не так чтобы долго… — проворчала Яна. — Но вот в терминале нам точно не удастся спрятаться. Это тебе не Домодедово и не Пулково. Прятаться особо негде. А до рейса… до рейса еще нужно дотянуть. Не дотянем. Точно не дотянем, в терминале нас наверняка найдут быстро, или мать, или Левин, или оба разом. И не понять какой вариант для меня окажется худшим. Их паспортный контроль не остановит. Да и вообще их вряд ли что-то остановит. — Они приедут раньше, — тихо вздохнула я. — Все это глупость. Меня все равно не выпустят из страны. Не выпустят — и все тут. Бессмысленность попытки побега с каждой секундой становилась все очевидней. И, кажется, теперь мое и без того печальное положение только усложнится еще больше, и придется долго объясняться как минимум с одним только Левиным, а он и так меня подозревает во всех смертных грехах разом. — Почему ты всегда ожидаешь самого худшего? Яна была неисправимым оптимистом, по жизни не шла — танцевала, сияя ослепительной улыбкой. |
