В его голосе звучала едва уловимая насмешка, но я не обратила на это внимания. Был чудесный день, какие бывают иногда на западе страны в феврале, когда кажется, что весна устала ждать и появилась раньше времени. На кустах уже появились пучки новых листьев, а на склонах — желтые цветы мать-и-мачхи. В полях были разбрызганы малиновые маргаритки, и, когда мы переехали вброд мелкий ручей, я заметила пурпурные сережки черной ольхи, в тон цветам белокопытника, цветущего около воды.

Я улыбалась, и Колум заметил:

— Итак, ты примирилась со своим замужеством, к которому тебя так поспешно принудили обстоятельства?

— Я думала о красоте местности.

— Говорят, — напомнил он мне, — что, когда влюблен, трава кажется зеленее и весь мир становится прекраснее?

— Я склонна думать, что это весна, — сказала я.

— Скоро я заставлю тебя убедиться, что ты — счастливая женщина. Однажды ты благословишь ту ночь, когда впервые попала в замок Пейлинг!

Я молчала, и он продолжил:

— Я настаиваю, чтобы ты отвечала мне, когда я с тобой говорю.

— Я не думала, что твои слова нуждаются в ответе.

— Ты должна с жаром ответить, что будешь всегда помнить ту ночь как самую счастливую в жизни… до того времени.

— Я должна начать замужнюю жизнь с того, что буду лгать мужу.

— А ты не солжешь, сказав так, потому что это — правда.

— Как же я могу сказать, что помню, если я ничего не помню?

— Ты помнишь. Было так много того, что ты осознаешь.

— Ты не против, если мы не будем говорить об этом?

— Я собираюсь быть к тебе снисходительным. Мы продвигались вперед, он пел ту же охотничью песню, которую я слышала раньше.

— Звучит весело, — сказала я.

— Это песня охотника, приносящего домой свою добычу.

— Тогда это подходит к нам.

Он громко засмеялся, к чему я уже стала привыкать, и, хотя я и притворялась возмущенной, настроение у меня улучшилось.

Замок Пейлинг. Мой дом. Он поднимался перед нами — суровый, отталкивающий, но бесконечно волнующий. Я смотрела на его серые каменные стены, которые стояли уже четыреста лет и, несомненно, простоят еще пятьсот и даже больше. В этих стенах была непобедимая сила. Они были построены, чтобы защищать, и так будет всегда.

Стены были сложены так, чтобы противостоять стенобитным орудиям врага. Четыре башни — две выходили на сушу и две — на море — были снабжены бойницами, наблюдательными постами и отверстиями, чтобы выливать горящую смолу на головы захватчиков. В нижней части было мало оконных отверстий, только узкие щели, которые удобно охранять от вторжения.

— Добро пожаловать в Пейлинг, жена! — сказал Колум, и мы вместе под решеткой въехали во двор.

Как по мановению волшебной палочки появились конюхи. Колум соскочил с лошади, кинул поводья конюху и снял меня с лошади. Бок о бок мы пересекли двор, и, когда подошли к маленькой двери в большой стене, он поднял меня на руки и внес в замок.

— Нас теперь трое, — шепнул он и опустил меня на пол.

Мы поднялись по узкой лестнице и вошли в просторный зал с галереей наверху.

— Твой дом! — произнес он с гордостью. — Моя семья живет здесь со времен Завоевателя, пришла с ним из Нормандии. Мой норманнский предок построил здесь замок, взял корнуоллскую девушку в жены, она подарила ему много сыновей и дочерей, они женились и выходили замуж, рожали еще — и так через пятьсот лет мы стали корнуолльцами. Конечно, сначала замок выглядел не так, только как крепость — охранное помещение, подземная тюрьма и толстые непробиваемые стены.