Впрочем, проваливаться им уже некуда, вот они и выматывают жилы у простых трудовых чертей бесконечными отчетами и квитанциями.
– Так о чем идет речь? – настаивал Ханох. – Назовите цену.
– Пустяки. Пара тройка гойских душ.
– Тройка гойских душ? Но откуда у меня души, к тому же гойские? Вы меня с кем то путаете.
– Конечно, ниоткуда. Я же тебе сказал, что это пустая формальность. Нужно лишь твое согласие, а души я достану совсем в другом месте. Смотаюсь, – он подмигнул Ханоху, – на центральную автобусную станцию и там в массажных кабинетах разживусь хоть десятком.
– Чушь какая то! – воскликнул Ханох. – Ерунда на постном масле. Наверно, я просто сплю и этот разговор мне снится.
– Жизнь моя, – мечтательно продекламировал «Набоков», – иль ты приснилась мне? Вот он, между прочим, был куда покладистей тебя.
– Кто это – он?
– Сергей Александрыч. Но не это важно. И не важно, как ты обозначишь свою реальность: сон ли, явь ли, главное – преуспеть в ней. И в этом я могу тебе помочь за символическую плату.
– Хорошо, – неожиданно для самого себя произнес Ханох. – Расплата гойскими душами. Прямо по Гоголю. Бери хоть пяток, не жалко. Но только ими и больше ничем.
– Конечно! – воскликнул «Набоков». – Пяток так пяток, и уговор дороже денег. Слово черта – золотое слово.
– Договор будем подписывать кровью? – спросил Ханох.
– Ну зачем же, – «Набоков» рассмеялся. – Кровь, факелы, пещеры, осиновые колья… Вся эта романтическая атрибутика себя изжила. Сегодня не нужно забивать голову подобной архаикой. Достаточно, что ты скажешь «да».
– Да, – сказал Ханох.
– Вот и прекрасно. Возвращайся домой и ни о чем не думай. Все пойдет само собой, без вмешательства потусторонних сил и чудес. Живи, как жил. А через полгода остановись и оцени, что произошло.
Вернувшись домой, Ханох долго не мог заснуть. Происшедшее казалось ему сказочной историей из еврейского фольклора. Ешиботник, заключивший сделку с чертом… Нет, это просто бред. Наверное, он заснул, прислонившись к парапету. Или, того хуже, возможно, в нем поселилась болезнь и случившееся – галлюцинация, отключение мозга.
Рассказывать о произошедшем товарищам по ешиве Ханох не стал. Засмеют. После долгих размышлений он решил оставить все как есть, а если галлюцинация вернется – немедленно обратиться к врачу. Успокоившись, он начал погружаться в дрему и уже на самой границе сна с обидой и раздражением задал себе вопрос: и за каким хреном ты ввязался в эту историю? Черт тебя дернул, что ли?
«А ведь точно, черт», – подумал Ханох и заснул.
Назавтра жизнь покатилась дальше по привычной, крепко накатанной колее. Навалился Пейсах с его безумной уборкой, выпечкой мацы, подготовкой к седеру. Потом сам праздник, потом отдых после праздника. Два месяца пронеслись, точно ракеты «кассам» над Сдеротом, и Ханох забыл, выбросил из головы ночной разговор. Встречаясь иногда в залах ешивы с «Набоковым», он пытливо выискивал в его поведении хоть какой нибудь намек, признак особой близости, его, Ханоха, посвященности в тайну, но секретарь вел себя так, словно ничего не произошло. Он невозмутимо здоровался с Ханохом, иногда задавал ему вопросы по расписанию занятий или другим мелочам и ни взглядом, ни жестом, ни словом не выказывал особого отношения. Гладкая, как полированное железо, стена равнодушия.
«Значит, все таки болезнь», – решил Ханох и успокоился. Болезни, они от Всевышнего, способ испытания, проверка человека на прочность веры. С помощью молитв и врачей с болезнями, особенно в его возрасте, еще можно совладать. |