– С кем?

– Не важно. Позвольте мне отметить один существенный факт. Мой дом находится на таком расстоянии отсюда, что несколько минут, даже десять, даже пятнадцать, значения не имеют. Бетти Колдер не могла оказаться в Хэмпстеде в то время, которое вы назвали.

Это во-первых. Теперь второе. Вы сказали, что «таинственная женщина» выбралась из дома через подвальную дверь и даже хлопнула ею.

– Я и сейчас так говорю! Это правда!

– Марион, вы, хоть ненадолго, спускались в подвал?

– Нет! Конечно нет!

– А кто-нибудь еще? Доктор Фортескью, например?

– Нет, зачем ему?

– А я спускался. Подвальная дверь была закрыта изнутри на две задвижки до тех пор, пока я не открыл ее несколько минут назад. Задвижки не могли сами закрыться изнутри. Даже если вы ошиблись насчет того, что слышали, как открылась и захлопнулась дверь, ваша «таинственная женщина» не могла выбраться через окно, они тоже все заперты. Кроме того, она не могла вернуться в холл, поскольку вы сами заперли и оставили запертой дверь на подвальную лестницу. А сейчас никакой женщины внизу нет.

– Мой бедный Дэвид! – вскричала Марион, которая, казалось, не столько рассердилась, сколько расстроилась. – Вы отчаянно влюблены в эту особу, да?

– Послушайте, Марион!..

– Нет, правда?

– Скажем так: да, я люблю ее. Но забудем об этом. Не суйте голову в петлю; если полиции станет известно о случившемся, неужели вы думаете, что она проглотит такую детскую историю?

– А ваши чрезвычайно высокие представления о профессиональной этике вынудят вас рассказать им обо всем?

– К черту профессиональную этику. – Гарт ужаснулся собственным словам. Вы с Винсом самые близкие мне люди, кроме Бетти. Я всегда поддержу вас, если это будет необходимо. Я думаю, вы это знали, когда вызвали меня сюда, чтобы проверить на мне вашу версию. Но оставьте Бетти в покое. Достаточно, что ее называют мошенницей и шлюхой. Вы же не станете утверждать, что она может быть в двух местах одновременно или проходить сквозь каменные стены?

Марион вскочила с кресла.

– Каждое слово, которое я вам сказала, – медленно, с ударением проговорила Марион, – истинная правда. И пусть я умру, если это не так. Господь свидетель! – воскликнула она, подняв глаза к потолку, и затопала ногами, как раскапризничавшийся ребенок. – Господи, ну поверьте же!

Сзади раздалось протестующее «Эй!».

Винс Боствик, бледный как полотно, решительно вошел в гостиную, устланную яркими индийскими коврами. Он курил сигарету, которую, под холодным взглядом Марион, поспешно загасил в медной пепельнице, стоявшей на столе.

– Старина, – сказал он, смерив Гарта суровым взглядом, – я никогда не слышал, чтобы ты так злился. Я не знал, что ты так можешь.

– Не знал? – вскричала Марион. – Ты не знал, да?

– Нет. А теперь тебе, моя лапочка! Ты убедила доктора Фортескью не сообщать полиции насчет тети Бланш? Или хотя бы попросила его этого не делать?

– Мой бедный Винс, зачем? Я просто намекнула. Он сделает все, что я попрошу.

– Я не уверен, дорогая. Выгляни в окно.

Марион не двигалась.

– Люди в форме, – добавил Винс. – Насколько я помню, один из них инспектор из полицейского участка на Росслин-Хилл. Что скажешь, Дэвид?

– У меня есть один вопрос, – отозвался Гарт, тоже повернувшись к Марион. – Вы сказали, что ничего не говорили доктору Фортескью. Что вы имели в виду?

– Ну, кое-что, конечно, я сказала.