|
— Иностранцы могли себе позволить перекупить у американцев выигранные ими разрешения. Что действительно обходилось иностранцам дорого, так это телохранители. Рыбалка могла принять очень неприятную окраску, ведь очень многим было не по душе, во что превратился спорт под открытым небом. Погрузившись в воспоминания, оба некоторое время молчали. Вдруг Тейт решительно улыбнулась: — Тот твой друг, ему удалось что-нибудь поймать? — В тот день установили лимит — пять рыб. Он поймал три. Реку закрыли еще до полудня. Повезло ему, правда? — Вот это да! — Тейт покачала головой. — Никогда не была знакома ни с тем, кто рыбачил здесь, ни тем более с тем, кому удалось поймать лосося. В нашей прошлой жизни. Она уставилась невидящим взглядом на воду, затем, резко повернувшись, подошла и встала рядом с Налатаном. Сарис ловко и без излишних усилий, что говорило о большом опыте, положил свое судно на нужный курс. Благодаря хитроумному устройству, фиксирующему руль, его руки оставались свободными для управления сплетенными из кожи снастями. Торговцы расположились на корме. Некоторые из них разглядывали маленькую группку людей, стоявших в носовой части судна. Конвей и Налатан обменялись настороженными взглядами, когда несколько Речных спустились вниз к лошадям. Но боевые кони Людей Собаки, принадлежавшие Конвею и Тейт и не выносившие чужих, быстро преподали Торговцам урок. Один из Речных дотронулся до бока Вихря. Мгновенно мелькнуло убийственное копыто. Оплошавший Торговец отпрыгнул к голове коня. Но Вихрь, потерпев неудачу в попытке искалечить человека копытом, попытался достать его зубами. Выругавшись, Речной отступил. Несколько его товарищей, злобно взглянув на коней и их хозяев, спрыгнули вниз, чтобы убедиться, не ранен ли он. — Смотрите себе на здоровье сколько хотите, — крикнул им Конвей. — Только им не нравится, когда их трогают! Тот, кого чуть не покалечило, что-то зло пробормотал. Вдоль каждого борта парома тянулись узкие мостки, позволявшие перемещаться с кормы на нос и обратно. Речные теперь расположились на этих мостках. Некоторые из них свесили ноги почти до самой воды. — Смотрите! — сказала Сайла, указывая пальцем. — Сожженная деревня. Один из стоявших на мостках, посмотрев в указанном Сайлой направлении, сказал: — Коссиары. Охотники за рабами. Никто никогда не видел их так далеко вверх но реке. Они пришли ночью. Он что-то продолжал говорить, но Сайла больше не слушала. Перед ее мысленным взором мелькали беспорядочные вспышки и образы. Пламя. Ее отец в свете горящих домов соседей. Он размахивал обычным топором, единственным оказавшимся под рукой оружием, встречая обрушившийся на них ужас. Этот топор не спас ни его, ни его семью. Крики, пожар. Утратившую от ужаса речь, ее вместе с другими детьми посадили в громадную корзину. У ребенка, как и у ее убитых братьев и сестер, было имя. Оно умерло в хижине. Сайла. Избранная Церкви, которой Церковь запрещала хранить память о ее детстве. Сайла. Такая умница. Достаточно умная, чтобы, когда к ней вернулась способность говорить, никому не открыть, что помнила о своей любви к матери и отцу. — Сайла? — голос Налатана вернул ее к действительности. С безразличным лицом она повернулась к нему. Налатан озабоченно смотрел на Сайлу. — Они обращались к тебе, — сказал он, указывая на шестерых Речных, собравшихся на мостках и в трюме. Сайла ничего не видела. Она еще находилась во власти воспоминаний. Ее шатало. Прикосновение Ланты подействовало успокаивающе. Та указала Сайле на обратившегося к ней Речного. Тот повторил: — Как друг Гэна Мондэрка, не можешь ли ты объяснить, почему он отказался помочь Речным? Коссиары нас уничтожают. Мы обращаемся к могучим Трем Территориям за помощью, а он нам отказывает. Почему? В его вопросе прозвучали не только обида и замешательство. |
