Как только девушка приняла свой изначальный вид, я взглянул ей в лицо и наконец узнал незнакомку, даже несмотря на посиневшую щеку и сизую шишку на лбу. Это была та самая девчонка, что стояла рядом с сельским клубом в группе местного комсомольского актива и украдкой рассматривала меня, в тот момент, когда я отворачивался.

Несмотря на обстоятельства нынешней встречи и многочисленные синяки, царапины и ссадины, я невольно залюбовался обнаженным, девичьим телом, плотно обтянутым рыболовной сеткой. Щукарь заметил мой откровенный взгляд и затянувшись самокруткой, лукаво усмехнулся.

— Да, согласен, справная девка — изрек дед и довольный собой выпустил струйку самосадного дыма. — Значится так, здесь её оставлять никак нельзя, так что давай лейтенант, кидай её на плечо, а потом, когда закончим дела с маткой, решим, что с молодой кошкой делать.

— А она у меня на плече, снова когти отращивать не начнёт? — с опаской поинтересовался я.

— Нет. Матка силы слишком много потеряла, да и мозги подрастеряла. Так что никакого прямого контроля у неё не получится. А сама девка обернуться в кошку не сможет. Да и не помнит она сейчас ничего из того что пять минут назад вытворяла, а когда оклемается и кое-чего вспомни, уже белый день стоять будет, и мы сможем ей мозги вправить.

Выслушав Щукаря, я поднял необычайно лёгкое тело и закинул постанывающую девчонку на плечо, а затем указал на Шпалу. Парень по-прежнему, лежал на берегу и вращая глазами, бормотал что-то себе под нос.

— А с этим голожопым чего делать.

— Этого полудурка лучше тут оставь. — Щукарь отмахнулся. — Потом вернёмся и, если не сбежит с дуру в тайгу, мы его с собой возьмём.

Вытянув из ножен тесак, я на всякий случай рубанул по верёвке, идущей от бревна к хитрой петле на шее Шпалы, оставив от неё полуметровый обрубок. После этого подобрал двустволку и вернулся к деду Щукарю, бредущему за изувеченной тварью, которая всё увереннее и увереннее ползла вдоль берега Золотянки.

— А почему она обратно в человека не оборачивается? — поинтересовался я, когда не обнаружил ни единого признака начавшейся трансформации.

— Да уж больно долго Варька Зайцева в этом виде пребывала. Почитай тридцать пять лет прошло. Так что в обратку, если даже вспомнит себя, обернуться она уже никогда не сможет — уверенно ответил Щукарь.

— Значит Павел Лукич ты знал, кто там под этой шкурой прячется и всё это время скрывал.

— А как же мне не знать. Я больше двух десятков лет назад все архивы пропаж перетряхнул и её дуру малахольную вычислил. Это же она той самой первой девкой была, которая тридцать пять лет назад, откликнулась на потусторонний зов и в плохое место с дуру влезла. Ну и там навсегда сгинула.

— Получается она и есть та самая первая тварь — сразу врубился я. — А почему же тогда ты Павел Лукич об ней раньше не рассказал?

— Да всё потому же, нельзя было допустить, чтобы кто-то посторонний об ей узнал. Я ж уже говорил, тварь это точно почувствовала бы. А сам я её почитай двадцать пять лет назад ловить начал, когда смекнул что чего-то в рассказах очевидцев, милицейских рапортах да в докладах военных не хватает. Она же падла хитрая и раньше совсем не святилась, и выставляла вперёд себя девок да баб подконтрольных. И точно не засветилась бы, и в этот раз, да позволила нам одержимую девку прибить, если бы не ты лейтенант — неожиданно закончил Щукарь.

— Не понял, а я-то при чём? — реально не понял я.

— Да, как только ты появился, я сразу почуял, что-то вокруг изменилось. Так даже не объяснишь, что именно, но точно окружающую эти места силу, словно примесь какая-то взбаламутила. Ведь я тогда на старом мазутном болоте, хотел молодую кошку подловить, чтобы та больших бед не натворила, да новых тварей не помогла породить, а вместо этого, в просак попал и на червя, проснувшегося напоролся.